Андрей Васильченко - «Лили Марлен» и другие. Эстрада Третьего рейха [без иллюстраций]

Между тем Ляле Андерсон попала в поле зрения Гитлера. Посыпавшиеся на нее привилегии были связаны с выполнением целого ряда пропагандистских заданий. Так, например, Ляле Андерсон была вынуждена сняться в пропагандистском фильме «ГПУ», который, как уже можно было предположить хотя бы из названия, имел антисоветскую направленность. В этой нацистской киноленте она должна была сыграть певицу из кафе в Гетеборге. В сцене ей предлагалось исполнить шведскую матросскую песню «Сорте Рудольф». Киносъемки этой короткой сцены происходили в конце марта 1942 года и совпали с выступлением Ляле Андерсон на сцене берлинской «Скалы». Последующие съемки в фильмах фактически сорвали певице весьма плотный график намеченных гастролей. Свои концертные выступления она была вынуждена отложить на апрель 1942 года. В те дни певица опасалась, что съемки в кино и последовавший срыв графика гастролей вызовут недовольство зрителей. Она ошибалась — билеты в Дрездене, Бреслау, Брюнне, Праге, Лейпциге, Карлсбаде были распроданы задолго до концерта, и никто не намеревался их сдавать обратно.

Постоянное ассоциирование Ляле Андерсон с Лили Марлен, равно как и внезапно свалившаяся на нее популярность, привели к тому, что певица была вынуждена мириться с некоторыми политическими установками, которые приписывались ее творчеству. Уже в первом полугодии 1942 года успеху песни придавалось очевидное пропагандистское звучание. «Она агитирует за Германию. Радио выиграло битву», — ликовал «Кинокурьер». «Лили Марлен соблазняет англичан», — уверял своих читателей «Подиум эстрадной музыки», описывая некий ужас английского командования перед тем, что британские солдаты постоянно слушали немецкую песню. В этой связи журнал даже позволил себе дать выдержку статьи из английской «Дейли геральд». Она гласила следующее: «В конце концов, надо что-то предпринять против немецкой «Лили Марлен», так как эта песня околдовала не только весь немецкий африканский корпус, но изо дня в день бьет по ушам солдат 8‑й английской армии. На Ближнем Востоке певица Ляле Андерсон готова стать соблазнительницей британских солдат… Ляле Андерсон достигла такого уровня известности, что некоторые из британских слушателей перестают слушать в пустыне речи Черчилля, поскольку они опасаются, что те, являясь слишком затянутыми, могут лишить их вечернего исполнения пресловутой песни».

Вернер Хоффмайстер, один из немецких солдат, воевавших в Северной Африке, в своих воспоминаниях приводил такой эпизод «Между нашими позициями, располагавшимися друг напротив друга, было очень небольшое расстояние… Вечером на время мы покидали их, чтобы размять кости и потянуться… Тогда мы доставали радиоприемник, чтобы послушать голос с Родины. Апогея эта передача, транслируемая из Белграда, достигала к 22 часам… Именно тогда Ляле Андерсон в сопровождении оркестра люфтваффе исполняла свою песню… Собирались кругом вокруг приемника и беззвучно слушали песню. Лишь иногда с противоположной стороны раздавалось по-английски: "Сделайте, пожалуйста, погромче!" До англичан было каких-то 80 метров и песня давно покорила их. В итоге каждый вечер наступал перерыв между боями. Не раздавалось ни одного выстрела. Никто никого не увивал. Все выло спокойно. Это выло время небольшой передышки».

Издаваемый вермахтом пропагандистский англоязычный журнал «Сигнал» весьма охотно предлагал своим читателям «идеализированную» историю Лили Марлен. Не без внутреннего торжества немцы, гордые за успех песни, писали: «Европейцы насвистывают и напевают ее мелодию по всему континенту. Где бы ни выступала Ляле Андерсон, она не раз исполняет ее на бис». Но на самом деле мировой успех песни стал поводом для того, чтобы национал-социалистические пропагандисты попытались «запретить» Ляле Андерсон. Белокурая германка, добившаяся мирового признания, была для них визуальной контрверсией зажатой и контролируемой национал-социалистической культуры.

Если первые нападки Хинкеля, предпринятые осенью 1941 года, не привели к преследованию певицы, то в 1942 году ситуация стала меняться. Формальным поводом применения к ней «мягких» репрессивных мер стало желание певицы посещать вместе со своей труппой в начале 1942 года Варшавское гетто. После этого в министерстве пропаганды было принято решение, что ни одна песня Ляле Андерсон (за исключением оригинальной «Лили Марлен») не должна была передаваться по немецкому радио. Под действие цензуры попали ее фотографические снимки. К маю 1942 года имя Андерсон постепенно исчезает со страниц немецкой прессы. В апреле 1942 года ей было отказано в поездке в Белград, где почти год действовала «Солдатское радио Белград», которое, собственно, и сделало ее известной. На первый взгляд могло показаться, что причины подобных запретов были сугубо политическими. Но ряд немецких исследователей предполагают, что в них было очень много субъективного. В качестве одной из версий называлась «ревность» любовницы (а позднее жены) Хинкеля, певицы Аниты Шпады, которая даже не пыталась скрыть свою зависть к феноменальному успеху Ляле Андерсон.