По ходу проведения мероприятия правление «Немецкой сцены музыкальных премьер» сообщало «Артисту», что на конкурс свои песни представили самые различные люди. Среди них были инвалиды Первой мировой войны, дети, учащиеся, главы семей, и даже офицер генерального штаба и принц из династии Гогенцоллернов.
Кроме «Артиста», ход конкурса постоянно освещался в издаваемом «Немецкой сценой музыкальных премьер» ежемесячном журнале «Немецкий композитор», который возглавлял Иоганн Штраус, один из наследников династии Штраусов — создателей бесподобных вальсов. Забегая вперед, скажем, что именно он будет возглавлять жюри имперского конкурса немецких вальсов. Оба конкурса (народных песен и вальсов) при этом оценивались как «эффективное средство по преодолению возникшей из музыкальной пустоты чувств бездушности джазовой музыки».
Оба конкурса шли почти параллельно друг другу. Их предварительные итоги должны были быть подведены где-то в августе 1933 года. 15 ноября 1933 года должно было быть названо имя победителя. В торжественной обстановке в Берлине ему должна была быть вручена «почетная премия фюрера». Впрочем, когда пришло время, сам Гитлер на данном мероприятии не присутствовал. Премию вручали вице-канцлер Папен и имперский министр труда, одновременно являвшийся руководителем организации ветеранов мировой войны «Стальной шлем», Франц Зельдте. Об отношении Гитлера к данным мероприятиям говорит хотя бы такой факт. На вручение премии победителю конкурса народных песен были направлены представители Немецкой народнонациональной партии (входившие в 1933 году в правящую коалицию), в то время как нацистская верхушка предпочитала присутствовать на торжественном мероприятии, посвященном учреждению Имперской палаты культуры.
Победителем конкурса народных песен стал «старый боевой товарищ» Франца Зельдте Герман Блюме с его песней «Камерад Хорст Вессель». С этого момента карьера «героического композитора» и бывшего музыкального референта «Стального шлема» пошла резко в гору. Ему посыпались заказы. Так, например, именно он стал автором «Фанфар Адольфа Гитлера», которые, как подчеркивалось в журнале «Артист», были «одним из самых весомых художественных творений эпохи возвышения национал-социализма». Сам Герман Блюме, кроме денежной премии и общественного признания, был еще «награжден» должностью музыкального референта в Имперском министерстве труда и занятости. Несколько позже он оказался введен в состав управленческой комиссии Имперской музыкальной палаты (составная часть палаты культуры), в которой он выступал в роли главы отдела, предоставляющего музыкантам работу. Именно в этой роли Г. Блюме проявил себя как «яростный борец с иностранными элементами в музыке». О самой же композиции, получившей «высокую премию», в майском номере журнала «Артист» за 1934 год было написано следующее: «Ритм песни был предопределен политическим движением Адольфа Гитлера и солдатским движением Франца фон Зельдте». Сам Герман Блюме не скрывал того факта, что его песня являлась исключительно политизированной. Он говорил в одном из интервью: «Я выбрал фигуру Хорста Весселя, так как считаю его олицетворением тех многих героев, которые отдали свою жизнь во имя Отечества». Комментарии излишни. Политика одержала верх над музыкой.
Поддерживаемые на самом высшем государственном уровне конкурсы народной песни и вальса были неким визуальным проявлением того, что национал-социалистическое правительство было готово активно вмешаться в музыкальную жизнь Германии. Но итоги первого года пребывания национал-социалистов у власти в музыкальной сфере нельзя назвать однозначными. В музыкальной жизни продолжала сохраняться масса недоговоренностей и неясности. Многие из музыкантов из чисто конъюнктурных соображений предпочитали «укрываться» в консервативном направлении в музыке. Несмотря на это, такая тактика отнюдь не всегда помогала им. Борьба против джаза и «засилья» зарубежной музыки сопровождалась борьбой с «конъюнктурщиками». «Музыкальный журнал» в октябре 1933 года не менее возмущенно, чем обозреватели «Артиста», писал на своих страницах: «В течение последних месяцев фюрер подвергся «атаке» композиторов. Каждый из музыкантов норовит посвятить именно ему свое произведение. Поскольку в настоящих условиях нереально провести необходимую проверку этих творений, то само собой напрашиваются меры по осуществлению экспертизы». Кроме этого однозначному запрету подвергались отдельные проявления музыкальной жизни Германии. В первую очередь это касалось «иностранных» музыкальных псевдонимов. Также было настоятельно «рекомендовано» избавиться от некоторых элементов сценических шоу. В какой-то момент могло показаться, что в только что возникшем Третьем рейхе могла начаться борьба против всей «современной музыки». Но тем не менее официальных запретов на саксофон, аккордеон, ударные и прочие «джазовые инструменты» не последовало. Нерешенной оказалась и проблема музыкального репертуара. Однозначным было только отрицание так называемой «хот-музыки» (на языке нацистов «ниггер-джаза»), в то время как «легкий джаз», фокстрот, шлягеры оставались хоть и весьма противоречивыми, но все-таки не запрещенными в Германии явлениями музыкальной жизни. Более того, предпринимались попытки создать свой собственный «немецкий шлягер». Не было единства и среди самих музыкантов. В то время как одни пытались найти спасение в «народной музыке», другие считали слово «шлягер» совершенно не немецким, а потому подлежащим искоренению. Все это имело своими следствиями «инфляцию военных маршей» и появление на свет особого направления — националистического музыкального кича. В данных условиях отдельные композиторы предпочитали сосредотачиваться на эстрадной версии концертной музыки, которая должна была составлять основную часть музыкальной программы на танцевальных площадках. Лишь изредка она могла прерываться вальсом и фокстротом.
Читать дальше