Виктор Цой - Группа крови. Мне приснилось, миром правит любовь

Я старался приводить черновики так, как они есть, ничего не меняя, лишь квадратными скобками выделял зачеркнутые Виктором слова. Некоторые песни, входящие в состав ранних альбомов и дублирующиеся в последующих, указываются лишь формально. Надеюсь, это не вызовет читательского непонимания.

Если у кого-либо из читающих сохранились еще какие-нибудь строки произведений Виктора Цоя, доселе не известные общественности, — огромная просьба связаться со мной, автором этой книги, чтобы совместными усилиями пополнить данную работу.

Спасибо всем тем, кто читает эту книгу. Спасибо всем тем, кто любит и помнит Виктора Цоя и группу «КИНО».

Серая тень, обручи-мысли давят мозг

Каждый день, и я не знаю, как мне быть.

Сижу целый вечер дома.

На улице — дождь. Мой телефон молчит, как труп.

Словно пень, тихо сижу, готов завыть.

И кажется день огромным, кажется день огромным,

кажется день огромным.

Ты получил липкий стакан и поцелуй,

и затих, и не желаешь ничего,

Бросаешь слова на ветер.

Сколько таких, сколько таких, как ты,

Сидят по углам, и каждый занят ерундой.

Но каждому солнце светит, каждому солнце светит,

каждому солнце светит.

Словно тень бегу куда-то я, как тень,

Тороплюсь, опаздываю, падаю.

До отказа ерундой набит мой день,

Давит вечер черною громадою.

Проходит день за днем,

Дождь за дождем,

Снег за снегом.

А я в который раз

Иду по мокрым улицам домой.

Календарный лист оборван — день долой.

Я усну, проснусь и буду в новом дне.

День прошедший остается за спиной,

Пробиваю брешь я в новых дней стене.

Последнее время я редко был дома,

Так что даже отвыкли звонить мне друзья.

В разъездах, разгулах конца лета симптомы

Совсем перестали вдруг мучить меня.

И я подумал, что осень — это тоже неплохо,

И что осенью слякоть и сер первый снег,

И что холод ветров я буду чувствовать боком,

Опьяненный сознаньем того, что я человек.

И этой осенью много дней чьих-то рождений,

И уж я постараюсь на них побывать,

А потом, игнорируя лужи и слякоть,

Я приду домой пьяный и мешком повалюсь на кровать.

Утром рано я встану и отправлюсь учиться,

И с похмелья я буду смеяться над всем.

Скоро будет зима, чтоб в весне раствориться,

А потом будет лето неизвестно зачем.

И я начал за здравие, а кончу я плохо,

Написав наш порядковый номер шестьсот.

С чьих-то старых столов подбираю я крохи

И не в силах понять, что принес этот год.

Уезжаю куда-то, не знаю куда,

И не знаю зачем, и не знаю когда.

Мой билет никуда, поезд мой никуда,

Но я все-таки еду один, как всегда.

Вот дорога моя — ей не видно конца.

Ей не видно конца; я не помню лица

Той, что смотрит откуда-то сверху лица.

Под дождем из свинца мне не видно конца.

Мне все равно, работать где и кем,

Мне все равно, когда и что я ем,

Мне все равно, проснуться или нет,

А мне еще только двадцать лет.

Папа, твой сын никем не хочет быть…

Папа, твой сын никем не хочет быть…

Папа, твой сын никем не хочет быть…

Папа, твой сын никем не хочет быть…

Папа, твой сын никем не хочет быть…

Папа, твой сын никем не хочет быть…

А мне не нравится город Москва,

Мне нравится Ленинград.

Мы рано созревшие фрукты,

А значит, нас раньше съедят.

Я люблю, когда есть чего пить.

Я люблю, когда есть чего есть.

Я налит своим собственным соком —

Не хочешь ли ты меня съесть?

Я доволен, если мне хорошо,

И я зол, если плохо мне.

Я блюю, если я перепью.

Я лет десять живу во сне.

Я упал, подбирайте меня,

Я уже начинаю гнить.

Я дам смерть тем, кто хочет смерть.

Я дам жизнь тем, кто хочет жить.

Я иду, куда глаза мои глядят,

И, если хочешь, пойдем со мной.

Я срубил под корень свой цветущий сад,

И то же будет с тобой.

Не закрывай на грязь и на боль глаза,

И на цветы с усмешкой ты посмотри.

Сломай свои раз навсегда тормоза,

Глаза пока не поздно протри.