Суламифь Мессерер - Суламифь. Фрагменты воспоминаний

Монументальное искусство не понимается в Америке как нечто несоизмеримое с обычным масштабом человеческой жизни. Скульптура не подавляет, не заставляет нас чувствовать себя муравьями. Наоборот. Бронзовые изваяния примостились на городских лавочках, почитывают газеты, строчат на швейной машинке – они вроде наши двойники. С ними можно посидеть рядком, подержать за руку, погладить по плечу.

Тоже вариант общения?

Много на улицах Нью-Йорка шума. Но еще больше, показалось мне, здесь музыки. Музыка – лекарство от одиночества?

В этом городе играют в парках и в сабвее, то есть в нью-йоркском метро. Играют средь бела дня и глубокой ночью. Целыми оркестрами и соло. Играют, разумеется, и в концертных залах.

В Линкольновском центре на Бродвее, где выступал тогда АБТ, Люся Чейз позвала меня на концерт настоящего новоорлеанского джаза. Играли пожилые негры, мои одногодки, знававшие, может быть, самого Луи Армстронга.

В финале концерта – бриллиант традиционного новоорлеанского джаза – композиция «Когда святые маршируют». Под нее в Новом Орлеане хоронят, под нее и веселятся после похорон во имя продолжения жизни. Вскоре реквием покойнику сменился на гимн живым, и зажигательная музыка сорвала зрителей с кресел и повела хороводом через весь зал на сцену. Плясали джентльмены в бабочках. Подпрыгивали студенты. Подпевали, дирижируя распахнутыми зонтиками, беременные женщины.

Это был балет-модерн, поставленный не Джеромом Робинсом, не Туайлой Тарп, а энергией самой музыки.

И не очень молодая эмигрантка из России по имени Суламифь не выдержала. Забыв о суставах, гудевших после трех уроков классического танца, я тоже пустилась в пляс…

В Нью-Йорке, в частности в АБТ, мне довелось черпнуть полной мерой из колодца танцевального авангарда.

Истово веруя в классический балет, я тем не менее не вижу ереси в балете авангардистском. Убеждена, что все стили должны существовать в гармонии, а не стремиться к уничтожению друг друга. Одно не исключает другого. Если танец маленьких лебедей вдруг поставят на одноколесных велосипедах, это не упразднит замечательную хореографию Иванова.

И классический балет, и современный способны трактовать великие темы жизни, смерти, трагической любви, верности, измены. Как и не всегда понятные на первый взгляд человеческие ощущения.

И вряд ли выживет лишь что-то одно – модерн или классика. Это параллельные линии развития танца, которые, между прочим, могут и пересекаться.

Назову лишь нескольких из чтимых мной западных хореографов: покойные Энтони Тюдор, Джордж Баланчин, Джером Роббинс, Кеннет Макмиллан и нынешние творцы – Ролан Пети, Морис Бежар, Матц Ек, Туайла Тарп, Джон Ноймайер, Рассел Малифант…

Правда, порой становится заметно, что модерн – любимое прибежище дилетанта. Ведь за его танцевальной лексикой легче спрятать отсутствие высокой техники, чем в традиционном балетном языке. Но это к слову.

С другой стороны, классическая школа – как гаммы для пианиста. Она создает танцовщику некий трамплин мастерства, с которого он может овладеть и техникой классического танца, и новыми выразительными средствами.

Заключая это отступление на тему о балете модерн, приведу свою любимую аналогию с мебелью.

Антикварная мебель восхищает филигранной резьбой, тщательным, изысканным исполнением. Современная мебель, пожалуй, чуть менее изысканна, но проста и удобна.

Помимо интересных балетов с новой хореографической лексикой, Американский балетный театр, лучший репертуарный театр США, силен, конечно, традиционной классикой. АБТ, несомненно, театр больших полотен. Первым спектаклем АБТ, увиденным мной, было «Лебединое озеро» с Наталией Макаровой.

Она осталась на Западе в 1970 году, на десять лет раньше меня.

Именно в то время я приехала из Антверпена, где тогда преподавала, в Лондон. Узнала, что Макарова снимается в па-де-де из «Дон Кихота» для британского телевидения, и решила посмотреть ее репетицию в школе Королевского балета. Тогда общение советского человека с невозвращенкой считалось святотатством.

Вхожу в балетную студию, вдруг слышу за спиной:

– Суламифь Михайловна!

– Наталья!

Мы долго не могли наговориться.

Макарова рассказала, что наивно верила, будто ее сразу возьмут в штат лондонского Королевского балета. Она не знала, что эта труппа находилась под жестким контролем «Экуити» («Справедливость»), актерского профсоюза, который выступает против трудоустройства иностранцев. Пришельцы лишают рабочих мест отечественных исполнителей, считает профсоюз. Несмотря на блестящие выступления Наташи с Королевским балетом, в штат из-за протеста местных прим ее не зачислили.