Суламифь Мессерер - Суламифь. Фрагменты воспоминаний

Бывало, умоляешь кого-нибудь из артистов: «Пусти выступить вместо тебя пораньше – на другой концерт не поспеваю…» Такси тогда не существовало, скакали на своих двоих, ехали на извозчике или на трамвае. Иногда прямо в гриме, а то и в танцевальном костюме. Не в пачке, конечно, – на нее пальто не накинешь…

Ударный труд на пуантах часто оплачивался натурой. Помню годы, когда я с благодарностью принимала в качестве гонорара, к примеру, пакет сахара, бутылку масла. Однажды, выступая с Асафом, мы получили кило гвоздей и галоши в придачу. Чем именитее балерина, тем больше пар галош ей причиталось. Хочешь – экипируй на осень всю семью. Хочешь – обменяй на рынке опять-таки на съестное.

Концертные номера. С Александром Проценко

В «Узбекском танце»

Тем временем множились разного рода импресарио. Зазывали в дальние дали. Скажем, пожалуйте в Серпухов, тамошний зритель истосковался по настоящему искусству, жаждет балета.

Хорошо, едешь в Серпухов на поезде, трясешься туда-обратно часов шесть, танцуешь, едва живая. И что же? Импресарио улетучился вместе с твоим гонораром. Обычная история.

В концертах я выступала, конечно, не только во время нэпа, но и до конца своего исполнительства. По таким концертам мы разъезжали более-менее сложившейся компанией: театральные актеры Хенкин, Рина Зеленая, Образцов со своими куклами, певицы Барсова, Русланова.

Мой любимый и постоянный аккомпаниатор тех лет – Давид Ашкенази. В своем кругу мы его звали Додик.

Однажды Додик приходит ко мне уточнить купюры в нотном материале. Захватил с собой жену и сына Володьку. Будущему знаменитому пианисту и дирижеру Владимиру Ашкенази было тогда пять с половиной лет.

Мы болтаем, пьем чай с кусковым сахаром – дробить его надо щипчиками, а то зубы испортишь, – а на рояле стоит раскрытый клавир «Щелкунчика». И вдруг вижу я, что пятилетний мальчишка вскарабкивается, посапывая, на стул и начинает бегло играть «Щелкунчика» прямо с листа!

Я обомлела. Хватаю Володьку за руку и тащу через лестничную площадку к дирижеру Большого Юрию Файеру.

– Настоящих вундеркиндов видали? Вот полюбуйтесь.

– Ну, вечно у тебя гении, – ворчит Файер, намекая на мою постоянную «рекламу» своей юной племяннице-балерине, Майе.

Тем не менее Файер усаживает Ашкенази-младшего за инструмент и ставит перед ним ноты:

– Разберешь потихоньку?

Володька опять заиграл с листа, да с такой беглостью, будто он сам опус и сочинил.

Настал черед Файера изумиться.

– А доминантсептаккорд можешь взять? – недоверчиво спросил он у этого феномена в коротких штанишках.

Мальчишка тут же двумя ручками и взял! Что-то невероятное!

Вернувшись ко мне в квартиру, мы с Файером потребовали у родителей вундеркинда объяснений: как им удалось его таким выпестовать?

– Видите ли, – улыбнулся Додик, – у нас комната одиннадцать квадратных метров, в ней рояль стоит да наша с женой кровать. А Володьке спать негде, кроме как под роялем. Волей-неволей станешь тут музыкальным ребенком…

Когда сегодня я вижу рекламу: новый компакт-диск Владимира Ашкенази, новый концерт Владимира Ашкенази, то неизменно вспоминаю ту давнюю историю.

Да, наш домашний уклад был скуден, материальных удобств никаких, зато духовно мы были богаты, в полной мере жили искусством. Со школьных лет редкий свободный вечер я не посещала театр.

С сестрой Элей мы часто ходили в драматические театры. Театром миниатюр заведовал, между прочим, мой учитель Рябцев, там давали три-четыре маленькие пьесы за вечер. Не пропускали мы и великих: во МХАТе наслаждались восхитительной игрой Качалова и Москвина, в театре Таирова – несравненной Коонен, у Мейерхольда – великолепной Бабановой. А в Еврейском театре – Михоэлсом, лучшим на моей памяти королем Лиром.

Чаще же всего мы бегали с нашей Сретенки посмотреть на старшего брата Азария Азарина, который играл чуть ли не каждый вечер либо главные, либо характерные роли. Помню, он писал: «…сегодня Хулиган, а завтра Наполеон – это мой диапазон!» Играл Азарий в ансамбле с первоклассными талантами: Прудкиным, Андровской, Гиацинтовой, Берсеневым, и те прекрасные спектакли научили меня драматическому искусству не меньше, чем занятия по актерскому мастерству в школе, чем уроки незабвенного Рябцева.