Сергей Шкляев - Виктор Цой – уста к небу, уста к земле

Как это в своё время сделали волхвы – восточные цари (см.: Мф. 2, 9–12). Они так были устремлены послужить Истине, что оставили свои царства, не боясь захвата власти, разбойников-грабителей и иных опасностей, и отправились в далёкий путь (до Иерусалима они шли два года, столько же, возможно, и обратно).

И хочется, и колется нам, больным, плыть за Христом, ведь он предлагает каждому свою Голгофу. Мама Церковь, Богородица помолись с нами и за нас, укрепите следовать за Христом.

Это песня духовного воина, просящего помолиться о нем тех, с кем он прощается.

Воинское служение Виктора Цоя будет проходить в населённых пунктах. Он стоит перед выходом из тёплого и комфортного места, докладывая обстановку, говоря о зове звезды, который слышит сам и ему подобные люди.

Виктор Цой со своими песнями должен пройти по улицам («улицы ждут отпечатков наших ног») городов и сёл, его слушатели – все соотечественники. Песня не о дороге и вере в дорогу, как у Юрия Визбора, у Цоя нет туристической романтики, он – боец.

Сапоги – часть воинского обмундирования. Звёздная пыль на сапогах может быть, если она попрана или её пнули, не вменяя ни во что. «Звёздность» – это болезнь людей сцены, порой на всю голову. Так называемые «звёзды» эстрады, поп, рок и иных жанров зачастую являются кривляющимися бездарностями, играющими и манипулирующими страстями человеческими. Это касается и политической сцены.

Не может служить Богу тот, кто не отречётся от своего падшего «я», от духа гордости в себе. «Ибо что высоко у людей, то мерзость пред Богом» (Лк. 16, 15), – читаем мы в Евангелии. У преподобного Зосимы (книга «Древний патерик») спросили: «Что есть монах?» Здесь можно сказать и о любом правильно живущем христианине. Преподобный снял свой куколь (головной убор), бросил себе под ноги, стал топтать и сказал-указал, что, «если так не смирится человек, не может стать монахом» (да и просто христианином).

Виктор Цой разительно отличался от сценической «мишуры и мыльных пузырей-пустышек», его тексты бесстрастны. Только презрев мусорную, пыльную, ничтожную земную славу, он мог слышать небесный зов и писать свои шифрованные тексты.

Помним, что Господь велел отряхнуть апостолам пыль с обуви в осуждение тем городам, что не примут их проповеди (см.: Мф. 10, 11 – 14). Не примут самовлюблённые гордецы, обманутые духом лжи. Но их гордость подобна праху и пыли в очах Божиих.

Мягкое кресло – символ комфортности и уюта, скрытый призыв насладиться покоем и не идти на бой, «откосить», уклониться от службы Богу, укутавшись в плед. Но это становится клеткой сладострастия. Плед – клетчатый, намёк на клетки-решётки в местах лишения свободы. Но увлекшегося негой и наслаждением ждёт следующее.

Курок не нажимают, а спускают. Виктор Цой умышленно пишет с ошибкой, чтобы понудить задуматься, обратить внимание. Если «вовремя» не выстрелить во врага, то он опередит, выстрелит раньше и… будет уже не до курка.

Этот фрагмент говорит о некой всепланетарной катастрофе, следствием которой стала утрата солнечного света. И солнечный день один, но он в ослепительных снах. Виктор Цой поёт о солнечном дне в единственном числе, а сны употребляет во множественном. Он опять играет языком, указывая на скрытую глубину текстов. Ведь в обычном смысле правильнее было бы сказать о солнечных днях.

Солнечный день – Божий, он один, а Солнце Правды – Христос. Грехопадение первых людей привело мир к проклятию и катастрофе, повреждённости и изменению природы человека, животного и растительного мира. Люди – вершина творения Божия. Они отвергли заповедь Божию и присягнули диаволу. Они, исполнив совет последнего, согрешили и не отреклись от ошибки, не сказали Богу: «Прости».