А когда вышла пластинка, «Червонный автобус» стал моей визитной карточкой на первое время. Какое это было счастье! Помню, идем мы с Броневицким по Невскому проспекту, а гулять мы любили, и чуть ли не из каждого магазинчика, из каждого открытого окна слышен мой голос! Можете себе представить?! Еще вчера я была дочкой бедного польского шахтера, самой большой мечтой которой было стать учительницей, а тут такое!
А когда я на первые каникулы поехала в Польшу и взяла с собой свои пластинки, таможенники долго расспрашивали меня о том, что я везу, тогда же всех считали шпионами. Объясняю им: «На этих пластинках я пою». Они не поверили, повели куда-то, поставили на граммофон пластинку и только тогда заулыбались: «Добро пожаловать домой!», а моя мама на весь городок шахтёрский хвасталась: «Моя дочь поёт на пластинке!»
Так новогодняя ночь стала началом новой жизни, о которой я даже не помышляла. Хотя спустя время узнала, что некоторые люди задавались вопросом: почему Александр Броневицкий сделал солисткой ансамбля «Липка» польскую студентку, которая даже не знала нотной грамоты? Ответ был один: из-за моего голоса, необычно низкого, мелодичного, выразительного. Это не я о себе так говорю, а вспоминаю, что говорили другие. Я просто не ожидала, что мое любимое занятие – пение может до такой степени изменить жизнь, но это не дало мне повода думать, будто это может стать моей профессией. Я продолжала прилежно учиться в университете и думала, что буду преподавателем. Но выходя на сцену после первого выступления в консерватории, почти не волновалась, иначе относилась к этому. С детства привыкла к тому, что песня всегда помогает в трудную минуту, поддерживает человека. Сама пела повсюду: возле двери аудитории перед экзаменом, поднимаясь по лестнице в общежитие, просто шагая по улице, и мне казалось, что все вокруг это люди, которые точно так же любят петь и поэтому всегда меня поймут. То, что это взаимопонимание нужно завоевывать, поняла гораздо позднее, когда стала выступать на профессиональной эстраде. Только благодаря Броневицкому моя любовь к пению из простого хобби стала превращаться в нечто более серьезное.
Довольно скоро стало понятно, что для него это тоже важный проект, а не просто постконсерваторская практика. Наш ансамбль креп, обрастал репертуаром, вырабатывал облик, совершенно необычный для эстрады того времени. Это была не то чтобы революция, просто пели мы что-то совершенно новое. До нас Россия всегда славилась своими фольклорными коллективами, композиторами, которые писали для хоров, а тут малая форма: не квартет, не квинтет – солистка и 12 парней-инструменталистов. Вокально-инструментальный ансамбль. Все было на высоком профессиональном уровне.
Броневицкий сделал ставку на меня, на мой голос, образ, столь непохожий на большинство тогдашних солистов. Его не пугало, что я явно выбивалась из общепринятого стандарта, – высокая, угловатая, хотя двигаться по сцене умела, зато не знала, куда девать руки, к тому же, как правильно было замечено, не знала нотной грамоты, все разучивала на слух. Была своего рода зародышем будущей артистки, в меня надо было вкладывать время, терпение, силы, что Броневицкий и сделал.
Наш ансамбль выступал на разных студенческих вечеринках, мы были очень востребованы. В обкоме комсомола нам предложили готовиться к участию во Всемирном фестивале молодежи и студентов в Москве. Популярность пришла стремительно, ведь Броневицкий, кроме музыкального дара, обладал чутьем на новаторские проекты, и наш ансамбль удивил многих, такого тогда не было, «Орэра» и «Песняры» появились позже. Мы были единственные такие на то время.
Вскоре Броневицкий рассказал мне о своей мечте – создать серьезный вокально-инструментальный ансамбль, участники которого были бы представителями разных стран и республик СССР. Из этого мог получиться хороший интернациональный проект. Постепенно эта идея стала воплощаться в жизнь: в наш коллектив приходили все новые и новые участники из разных стран. Так появились двое немцев – контрабасист Вернер Мачке, учившийся в Горном институте, и Рольф Шаблински, гитарист, с факультета журналистики. Зяма Массарский из Биробиджана, Карл Клуцис из Латвии. А представителем Ленинграда стал Никита Смирнов… Но названия у нашего ансамбля все еще не было. Он обрел его весной 1956 года. Произошло это так. Перед выступлением в Большом зале Ленинградской филармонии 8 марта 1956 года к нам подошел конферансье Борис Баринов и спросил: «Гаврики, как вас объявлять?» Вспомнив про мечту Броневицкого и наш дружный «интернационал», я выпалила: «Дружба». «Что ж, – сказал конферансье, – хорошее название в преддверии фестиваля молодежи и студентов, даже отличное!»
Читать дальше
Конец ознакомительного отрывка
Купить книгу