Алексей Рыбин - Три кита - БГ, Майк, Цой

Сейчас тоже таких людей наша страна имеет в достатке, и они считаются людьми уважаемыми и разбирающимися в искусстве, к их словам прислушиваются, а особо бездарные и полностью лишенные понимания красоты даже получают международные премии.

В «бытовухе» песен Свина было все – драйв, юмор, злость, рок-н-ролл, – но в них не было красоты.

Витька же – как художник – к красоте стремился во всем. Это, наверное, и есть то главное, что выделило его из весьма уже большой к началу восьмидесятых толпы самодеятельных рок-музыкантов.

Стремление к красоте и ее понимание.

Майк умудрялся находить красоту в самых простых вещах и, кроме этого, играл настоящий рок-н-ролл – совершенно не похожий ни на что из того, что исполнялось на ленинградских и московских «сейшенах». Это была в чистом виде западная музыка. То есть максимально аутентичная – если говорить о рок-н-ролле семидесятых.

Советская, русская рок-музыка была подделкой – и довольно грубой, плохой – Цой это слышал прекрасно, и увлечь его это не могло. Поэтому он и оказался тогда не в какой-нибудь рок-клубовской громогласной «тяжелой» группе, а в «Автоматических Удовлетворителях» – одной из немногих команд, игравших что-то хоть как-то приближенное к реальности.

Мелодике же Витя учился у Beatles – во время всеобщего болтания по вечерним улицам он напевал песни Леннона (а это совсем непросто), и, услышав «Аквариум», – у Бориса Гребенщикова.

В отличие от «немелодиста» Майка, БГ поражал именно мелодикой.

Это совершенно отдельная история, и многие из тех, кто слушает и даже любят «Аквариум», со мной не согласятся – как, например, Дмитрий Дибров, сказавший однажды с телеэкрана что-то вроде: «Ну, какая у тебя музыка, у тебя же стихи гениальные, а музыка – так себе…»

Думаю, он сильно обидел тогда Гребенщикова, сидевшего рядом с гитарой.

Не услышать музыку в «Аквариуме» – это надо умудриться.

Думаю, что Диброва просто занесло тогда, иногда он начинает говорить как глухарь – поет, себя не слыша.

Как музыкант он просто не мог не слышать волшебной мелодики песен Гребенщикова и ляпнул невпопад – не подумав. Бывает. Дибров – умный парень, и даже умные люди иногда допускают в разговорах, скажем так, неточности.

Он был страшно закомплексован, Цою нужно было одобрение. При этом он стеснялся показывать свою новую песню, ставшую впоследствии главным украшением первого альбома группы, – «45» – и поэтому песня пролежала у него в голове почти полгода безо всякого движения.

Лето'81 было судьбоносным и определяющим. Компания битников (мы уже называли себя битниками, а не панками – панком остались Свин-Панов и особо верные ему музыканты, имен которых я сейчас почти и не помню) сплотилась и каким-то естественным путем отделилась от «АУ» Свина.

Сейчас я могу сказать, что если проводить параллели с мировой рок-музыкой, то Свин остался в гаражах MC5, а мы, битники, – олицетворяли собой «свингующий Лондон» (определение лондонской музыкальной и художественной молодежной культуры конца 60-х).

Мы уже плотно общались с Майком, которого Цой считал (совершенно необоснованно) лучшим ритм-гитаристом СССР и (обоснованно) лучшим автором рок-н-ролльных песен и учился у него, слушая и играя эти песни. В коммуналке Майка на Разъезжей (на самом деле – на Волоколамской, но мы привыкли определять ее местоположение как «Разъезжая» – это лучше звучало) мы проводили довольно много времени – почти каждый вечер, – с неизменным сухим вином и музыкой Болана, Джаггера, Боуи и Лу Рида.

Были мы уже знакомы и с Борисом Гребенщиковым – главной фигурой в развитии творчества Цоя и всей истории «Кино».

Принято считать, что все случилось быстро и легко – ехали мы, дескать, в электричке, Цой пел свои песни, а неподалеку сидел Гребенщиков – услышал, ему понравилось, он подошел, тут же подружился и пригласил «ребят» (то есть нас) в студию, где и записался немедленно альбом «45».

Это чистая легенда, в реальной жизни все было прозаичнее и, главное, значительно дольше. Электричка, возможно, и была – мы действительно ездили однажды на концерт «Аквариума» в Петергоф, где находились университетские общежития, в которых и устраивались время от времени полуподпольные концерты, возможно, и возвращались обратно в одном вагоне с «Аквариумом», – но, во-первых, все – и «Аквариум», и мы – были совершенно безнадежно пьяны, во-вторых, с «Аквариумом» мы уже были знакомы (через Майка и Михаила Васильева-Файнштейна – бас-гитариста и директора «Аквариума»).