Юлиан Семенов - Экспансия – III

И Сомоса поклялся...

...Я узнал все про майора Дельгадильо, который руководил расстрелом Сандино... Но Сомоса пригласил к себе на ужин капитана Поликарпио Гутьереса: «Ты должен признаться, что убил Сандино, мой молодой друг... Ты должен выйти на процесс и открыто, при журналистах, во всем признаться во время перекрестного допроса моих судей... Я готов поклясться на крови, что ты не будешь казнен... Твоя семья получит деньги уже сейчас, завтра же... Большие деньги. На год, что ты проведешь в камере, им хватит с лихвой... А потом, когда пройдет это паршивое время тараканов и я стану президентом, ты превратишься в национального героя... „Зеленые рубашки“ сделают тебя своим фюрером, мой молодой друг, клянусь...»

– Кто такие «зеленые рубашки»? – спросил Роумэн.

– Фашисты. У нас их было много... Главные любимцы Сомосы... Крепкие ребята. В декабре сорок первого они сменили свои зеленые рубашки на мундиры гвардейцев...

И Гутьерес вышел на процесс... Он сыграл то, что ему написали, хотя крепко мандражил, потому что всех рядовых гвардейцев, расстрелявших Сандино, через час убили выстрелами в висок, чтоб не было никаких следов... Убили и тех двух полковников, что вместе со мной проводили расследование... А я до сих пор жив... Почему? А оттого, что я сказал Сомосе: «Генерал, то, что я знаю, надежно хранят в Чикаго люди моего брата Аль Капоне. Я передал им документы, которые станут вашим смертным приговором, если с моей головы упадет хоть один волос»... И вот живу... И только поэтому могу помогать Пепе и его боссам... Как это важно – знать и хранить ...

Гуарази мягко поправил:

– Храним мы, Солано... Ты знаешь... Все, пошли отдыхать, с Сомосой надо говорить на свежую голову...

...Гвардейцы Сомосы – низкорослые, иссиня-черные, отчего-то все как один кривоногие, с вывернутыми икрами, абсолютно индейский тип – обыскали Гуарази и Роумэна; Солано отдали честь, но начальник охраны диктатора столь страстно обнимал старика и обхлопывал, что стало ясно: обыск обыску рознь.

«Первого» и «второго» оставили в машине; Гуарази – после тяжелого раздумья – запретил им брать с собой шмайсеры и гранаты, все равно не отобьемся, паренька охраняет сто человек, рядом, в бункере, полк, какой смысл подыхать всем? Если мы не выйдем через час или услышите стрельбу, гоните на север, к Леону, пробирайтесь через джунгли в Сальвадор, идите в посольство, вас отправят домой, скажете, что нам крышка, пусть затребуют тела, я хочу быть похороненным рядом с отцом и братьями.

...Сомоса был невысок, красив низкопробной красотой сутенера; видимо, подумал Роумэн, такое впечатление рождает то, что он слишком тщательно одет, уложен парикмахером и наманикюрен, – он похож на прощелыгу; настоящий мужик должен быть небрежен в одежде.

Навстречу гостям Сомоса не поднялся; кивнул Солано на кресло; Роумэну и Гуарази предложил сесть за длинный стол, за которым он, видимо, проводил заседания.

– Ну, как добрались? – спросил Сомоса. – Мои гвардейцы не мучали вас на дорогах? Совершенно неуправляемые люди! Откуда только в них берется эта слепая жестокость?! И церковь зовет их к добру, и в школах мы ввели специальные предметы, воспитывающие тягу к прекрасному, и по радио передаем специальные программы для родителей «Воспитывайте малышей в духе добра и нежности друг к другу». Ничего не помогает! Иногда я думаю, а не бросить ли все это дело и не уехать куда-нибудь на остров, где нет людей, тишина и единение с всевышним...

– Я доехал благополучно. Ваше превосходительство, – ответил Гуарази, сразу же отделяя себя от Пола. – Сердечно признателен за добрый прием и за то, что нашли время для мистера, – он кивнул на Роумэна, – который имеет вам кое-что сообщить...

– Вы американец? – спросил Сомоса, не глядя на Роумэна.

Тот молчал, разглядывая диктатора, сидевшего в кресле чуть развалясь, закинув ногу на ногу; кресло, видимо, было на колесиках, – легкий упор ноги, и оно откатится в сторону, очень удобно.

– Вы американец? – повторил Сомоса, по-прежнему не глядя на Роумэна.

Солано кашлянул:

– Мистер Макс, сеньор президент интересуется, американец ли вы?

– Ах, это он меня спрашивал? – удивился Роумэн. – Нас же здесь трое... Я просто не понял, к кому обращен вопрос сеньора президента. Да, я американец... По рождению, впрочем, немец... Я натурализовавшийся американец...

Сомоса вздохнул:

– Будь моя воля, я бы вздернул всех немцев...

– Генерал Эйзенхауэр придерживается иной точки зрения, – заметил Роумэн. – Поскольку я возглавлял диверсионную группу в тылу рейха, он, награждая меня орденами Соединенных Штатов, сказал, что немец немцу рознь... Впрочем, никарагуанец тоже отличается от никарагуанца... Я помню, мой босс, он сейчас работает в Центральном разведывательном управлении, бросил меня с десятью мальчиками из группы «командос» на захват гитлеровских архивов... Мы там нашли занятные документы: письма одного никарагуанца великому фюреру германской нации...