Юлиан Семенов - Экспансия – III

Либенфелс. – Этого я не говорил! Не приписывайте мне этих слов! После краха я многое переосмыслил... Не евреи виноваты в крахе... Немцы... Сами немцы...

Вопрос. – Среди учителей фюрера упомянуто имя «Чемберлен»?

Либенфелс. – Хьюстон Стюарт Чемберлен, англичанин, который женился на дочери Вагнера... Вдова Вагнера, Косима, пригласила Гитлера в Байрейт, еще в двадцать третьем году... Тогда Чемберлен и сказал фю... Гитлеру: «В вас я вижу надежду... Ваши глаза спасут мир арийцев...»

Вопрос. – А с Антоном Дрекслером вы встречались?

Либенфелс. – Да.

Вопрос. – Где?

Либенфелс. – В Мюнхене. Уже после войны.

Вопрос. – Правда ли, что Гитлер заимствовал и у него часть своей расовой теории?

Либенфелс. – Правда... Дрекслер привлек его в свою «немецкую рабочую партию», хотя теперь говорят, что Гитлера туда отправил Рэм в качестве осведомителя... Испугался названия партии, нет ли связей с Москвой; «рабочая партия», как-никак девятнадцатый год... Гитлер вступил в его партию потому, что Дрекслер требовал защиты расы путем кровавого уничтожения чужих... Я про такое никогда не писал, наоборот... А уж если кто и лепил Гитлера, так это Дитрих Эккард, поэт и переводчик, он «Пер Гюнта» на немецкий переложил... Это он в двадцать четвертом выпустил книгу: «Большевизм – от Моисея до Ленина. Мой диалоги с Адольфом Гитлером»... Но Эккард только лепил Гитлера, глина уже обрела форму . Лист и Фритч сделали свое дело, не я... В основном Эккард помог Гитлеру переписать «Протоколы мудрецов»... Там ведь что говорилось? Мир, мол, не может жить без абсолютного деспотизма... Вся политическая власть на земле должна перейти в руки демонического вождя... Мнение обывателей надо конструировать с помощью хорошо скалькулированного террора... Каждый, кто нам противится, должен быть арестован, а собственность его конфискована... Гражданские права следует давать только тем, кто следует за новым демоном... Постепенно вождя-демона следует делать богом, чтобы разрушить прежние религии...

Вопрос. – Вы встречались с Сергеем Александровичем Нилусом, который передал вам в Вене «Протоколы мудрецов», напечатанные в императорской типографии Царского Села в девятьсот пятом году?

Либенфелс. – Не помню».

...Мессерброк вошел в комнату, когда уже начало темнеть:

– Слушай, парень, я тут кое-что нашел и по Мюллеру, и по Линдбергу, только копии я тебе отдам после ответа киношников из Голливуда, о'кей?!

Ужинали у Мессерброка, он снимал две комнаты в немецком доме.

– Тут, Джек, – жаловался он, – ни хрена не поймешь, что происходит... Конечно, красные готовятся к агрессии, спору нет, но нельзя же из-за этого миловать гитлеровцев! Смотрю в газете: «Адвокаты Франца Шлегельбергера требуют освобождения их подзащитного в связи с тяжелым заболеванием...» А знаешь, кто он такой? Заместитель гитлеровского министра юстиции Тирака! Подписывал санкции на повышения... Тирак покончил с собой, знал, что шлепнут, а этот, видишь ли ты, «заболел»... Тысяч сорок, а то и больше на нем висят... Я как начал смотреть его подписи на смертных приговорах, так даже в глазах потемнело. Выступил, а мне советуют: «Тише, не надо скандалов»... Или Лауц... Он был прокурором на процессе по делу двадцатого июля, требовал вздернуть всех обвиняемых. Когда их вздернули на рояльных струнах, – лицо Мессерброка сморщилось, как от боли, – так он на фоне трупов сфотографировался! В форме и при орденах... Адвокаты бомбардируют наших: «Он выполнял приказ, требуем пересмотра дела!» А ведь всего десять лет получил, хотя наши юристы доказали его вину в четырехстах смертных приговорах... Это только те, которые нашли... А сколько еще найдем?! А знаешь, что такое «качели Богера»?

– Откуда же мне? – ответил Джек Эр. – Что-то зябко делается от того, что ты рассказываешь...

– Зябко? Так трясись... Я вон трясусь, не скрываю... В Освенциме Богер был начальником политического отдела, представлял гестапо... Вот послушай, что показывал его подчиненный, тоже, кстати, эсэсовец, Перри Броад: «Два стола стояли в метре друг от друга. Жертва должна была сесть между ними на пол, согнуть колени и сложить на них руки. Руки прикрепляли наручниками к ногам. Между коленями и локтями просовывали толстую железную штангу, клали ее обоими концами на столы, так что жертва беспомощно повисала головой вниз. Затем заключенного начинали избивать толстым кнутом из воловьей кожи по заду и голым пяткам. Удары были такими сильными, что жертва каждый раз совершала почти полный оборот вокруг штанги. И после каждого такого оборота следовал новый сильнейший удар. Когда вопли истязуемого становились слишком громкими, ему на лицо надевали противогаз, раздавались только сдавленные стоны. Время от времени противогаз снимали и спрашивали, сознается ли, наконец, допрашиваемый. Его обвиняли в хранении оружия.