Эрих Мария Ремарк: На обратном пути

А Альберт? А мы?

Мы собрались в коридоре здания суда за час до начала заседания, на котором будет решаться дело Альберта. Наконец вызывают свидетелей. Мы с бьющимся сердцем заходим в зал. Альберт сидит на скамье подсудимых, бледный, взгляд отрешенный. Мы хотим дать ему понять: держись, Альберт, мы тебя не оставим! Но он не поднимает головы.

Зачитывают наши имена, и нам приходится снова выйти из зала. Развернувшись к выходу, мы видим в первом зрительском ряду Тьядена с Валентином. Они нам подмигивают.

Одного за другим вызывают свидетелей. С Вилли беседуют особенно долго. Потом моя очередь. Бросаю взгляд на Валентина – он незаметно качает головой. Значит, Альберт пока отказывается отвечать. Я так и думал. Он с отсутствующим видом сидит возле защитника. А раскрасневшийся Вилли взглядом волкодава впился в прокурора. Похоже, между ними уже произошла перепалка.

Я приношу присягу. Председатель начинает задавать вопросы. Его интересует, говорил ли Альберт прежде, что хочет посчитаться с этим Барчером. Когда я отвечаю отрицательно, судья говорит, мол, некоторые свидетели обратили внимание, что Альберт был в тот вечер подозрительно спокойным и решительным.

– Он всегда такой, – отвечаю я.

– Решительный? – встревает прокурор.

– Спокойный.

Председатель нагибается над столом:

– И в такой ситуации тоже?

– Конечно, – говорю я. – Он и в других ситуациях сохранял спокойствие.

– В каких таких других? – спрашивает прокурор, тыча в мою сторону пальцем.

– Под шквальным огнем.

Прокурор опускает палец. Вилли довольно усмехается. Прокурор бросает на него негодующий взгляд.

– Значит, он был спокоен? – уточняет председатель.

– Как и сейчас, – раздраженно отвечаю я. – Разве вы не видите, хоть он и сидит спокойно, внутри у него все кипит? Он ведь был на фронте! И научился там в критические моменты не прыгать козлом и не воздевать в отчаянии руки к небу. Иначе их бы у него уже не было!

Защитник быстро что-то записывает. Председатель секунду смотрит на меня.

– А почему надо было сразу стрелять? – спрашивает он. – Ведь если девушка с кем-то в кафе, это еще не так страшно.

– Для него страшнее, чем выстрел в живот, – отвечаю я.

– Почему?

– Потому что эта девушка – единственное, что у него было.

– У него есть мать, – вставляет прокурор.

– На матери он не может жениться.

– А почему непременно жениться? – спрашивает председатель. – Он ведь так молод.

– Для фронта он был не так уж и молод. А жениться хотел, потому что после войны не мог найти себя, боялся себя и своих воспоминаний, искал опору. Вот чем была для него девушка.

Председатель обращается к Альберту:

– Обвиняемый, может быть, вы все-таки ответите? Свидетель говорит правду?

Мы с Вилли смотрим на Альберта во все глаза. Он с минуту колеблется и затем через силу отвечает:

– Да.

– Может, вы теперь скажете нам, для чего у вас был при себе револьвер?

Альберт молчит.

– Он у него всегда с собой, – говорю я.

– Всегда? – переспрашивает председатель.

– Разумеется. Как носовой платок и часы.

Председатель с изумлением смотрит на меня.

– Но револьвер – это не носовой платок.

– Верно, носовой платок не так нужен. Иногда он его и забывал.

– А револьвер?..

– Несколько раз этот револьвер спас ему жизнь. И вот уже три года он всегда носит его с собой. Фронтовая привычка.

– Но ведь сейчас он ему не нужен. У нас мир.

Я пожимаю плечами:

– Мы как-то не заметили.

Председатель снова обращается к Альберту.

– Обвиняемый, может быть, вы желаете наконец облегчить свою совесть? Вы раскаиваетесь в содеянном?

– Нет, – глухо говорит Альберт.

Воцаряется тишина. Присяжные настораживаются. Прокурор пригибается к столу. Вилли делает такое лицо, как будто сейчас набросится на Альберта. Я смотрю на него в отчаянии.

– Но вы убили человека, – многозначительно говорит председатель.

– И не одного, – отвечает Альберт.

Прокурор вскакивает. Присяжный, что сидит у двери, перестает грызть ноготь.

– Что вы сделали? – переспрашивает потрясенный председатель.

– На войне, – быстро вставляю я.

– Но это совсем другое, – разочарованно тянет прокурор.

Тут Альберт поднимает голову:

– Почему совсем другое?

Прокурор встает.

– Вы хотите сравнить битву за отечество с вашим преступлением?

– Нет, – отвечает Альберт. – Люди, которых я убивал тогда, ничего мне не сделали.