Эрих Мария Ремарк - Возвращение с Западного фронта (сборник)

– Прекрати! – застонал Леопольд. – Давайте говорить о чем-нибудь другом. Например, о цветах.

– А почему именно о цветах?

– Ну, вообще о чем-нибудь прекрасном, неужели ты не понимаешь? Надо же нам как-то отвлечься!

– Цветы меня не отвлекают.

– Однажды я видел несколько розовых кустов. – Леопольд судорожно пытался сосредоточиться на этом воспоминании. – Прошлым летом. Перед тюрьмой в Палланце. На закате, когда нас выпустили на волю. Красные розы. Такие красные, как… как…

– Как сырой бифштекс, – подсказал Мэнке.

– Ах, чтоб тебе пусто было!

Щелкнул замок.

– Принесли жратву, – сказал Мэнке.

Дверь отворилась. Но это был не служитель, разносивший пищу, а надзиратель.

– Керн… – сказал он.

Керн встал.

– Пойдемте со мной! К вам пришли!

– Вероятно, президент республики, – предположил Леопольд.

– А может, Классман. Ведь у него есть паспорт. Вдруг он принес какую-нибудь еду.

– Масло! – вдохновенно произнес Леопольд. – Большой кусок масла! Желтого, как подсолнух!

Мэнке ухмыльнулся:

– Знаешь, Леопольд, ты все-таки лирик! Нашел когда думать о подсолнухах!

Керн резко остановился в дверях, будто кто-то ударил его кулаком в грудь.

– Рут! – сказал он, задыхаясь. – Как ты сюда попала? Тебя тоже схватили?

– Нет, Людвиг, нет!

Керн мельком взглянул на надзирателя, безучастно прислонившегося к стенке. Затем быстро подошел к Рут.

– Ради всего святого, немедленно уходи отсюда! – прошептал он по-немецки. – Ты не понимаешь, что происходит! В любую минуту тебя могут арестовать. Это – месяц тюрьмы. При вторичном аресте – полгода! Поэтому поскорее уходи… немедленно!

– Месяц! – Рут испуганно посмотрела на него. – Ты должен просидеть здесь целый месяц?

– А что тут такого! Просто не повезло! Но ты… не будь легкомысленна! Здесь каждый может потребовать у тебя документы! В любую секунду!

– Да есть у меня документ!

– Что?

– У меня есть вид на жительство, Людвиг!

Она достала из кармана бумажку и показала ее Керну. Тот широко раскрыл глаза.

– Иисусе Христе! – медленно произнес он немного погодя. – Значит, правда! Так сказать, непреложный факт! Это все равно что кто-то воскрес из мертвых! Хоть один раз выгорело! Кто помог? Комитет беженцев?

– Да. Комитет и Классман.

– Господин надзиратель, – сказал Керн, – разрешается ли арестованному поцеловать даму?

Надзиратель вяло посмотрел на него.

– По мне – так сколько угодно, – ответил он. – Лишь бы она не передала вам при этом нож или напильник!

– При месячном сроке это вряд ли имеет смысл.

Надзиратель свернул сигарету и закурил.

– Рут! – сказал Керн. – Вы знаете что-нибудь о Штайнере?

– Нет, ничего. Марилл говорит, что узнать о нем что-либо невозможно. Штайнер наверняка не станет писать. Просто возьмет и вернется. Вдруг придет к нам, и все.

Керн недоверчиво поглядел на нее:

– Марилл серьезно верит в это?

– Все мы верим, Людвиг. А что нам еще делать?

Керн кивнул:

– Действительно, делать больше нечего. Он уехал только неделю назад. Может быть, все-таки пробьется.

– Должен пробиться. Ничего другого я себе не представляю.

– Время вышло, – сказал надзиратель. – На сегодня хватит.

Керн обнял Рут.

– Возвращайся! – прошептала она. – Возвращайся поскорее! Ты останешься здесь, в «Сантэ»?

– Нет. Нас перебросят к границе.

– Я попробую добиться еще одного свидания! Возвращайся! Я люблю тебя! Приходи скорее! Мне страшно! Я хочу поехать с тобой!

– Это невозможно. Твой вид на жительство действителен только в Париже. Я вернусь.

– Я принесла тебе деньги. Они спрятаны под бретелькой. Вытащи их, когда поцелуешь меня.

– Мне ничего не нужно. Хватит того, что у меня есть. Оставь их себе! Марилл тебя не бросит. Может быть, скоро и Штайнер приедет.

– Время вышло! – повторил надзиратель. – Не плачьте, детки! Ведь не на гильотину он идет!

– Прощай! – Рут поцеловала Керна. – Я люблю тебя. Возвращайся, Людвиг!

Оглянувшись, она взяла пакет, лежавший на скамье.

– Здесь немного еды. Внизу пакет проверили, все в порядке, – обратилась она к надзирателю. – Прощай, Людвиг!

– Я счастлив, Рут! Господи, до чего я счастлив, что у тебя есть вид на жительство. Теперь эта тюрьма будет для меня раем!

– Ну, пошли! – сказал надзиратель. – Пошли обратно в рай!

Керн взял пакет. Он оказался довольно тяжелым. По дороге в камеру надзиратель задумчиво проговорил:

– Моей жене, знаете ли, шестьдесят лет, и у нее появился небольшой горб. Иногда мне это бросается в глаза.