Шолом-Алейхем: Легкий пост

В синагоге он чуть ли не первый. Захватив место возле кантора, на скамье, опрокинутой ногами кверху, он добывает себе огарок, приклеивает его к ножке скамьи, а сам прислоняется к стенке амвона и раскрывает молитвенник: «Плачь, Сион, со всеми своими городами»… Он закрывает глаза и видит Сион в образе женщины, одетой во все черное, с черной вуалью на лице… Она плачет, рыдает, ломает руки, оплакивает детей своих, гибнущих ежедневно в чужих землях, за чужие грехи…

Он открывает глаза и больше не видит прекрасной женщины…

Сквозь грязные стекла запыленного окна проникает острый луч солнца, садящегося по ту сторону местечка. Хаим закрывает глаза, но луч он все-таки видит, и не только луч, но и все солнце, прекрасное яркое солнце, никому не видимое, кроме него одного! Хаим Хайкин смотрит на него, видит его и – ничего! Почему? Видно, потому что он уже вне этого мира и его страстей… Ему хорошо… Легко… Он уже все может перенести… У него будет легкий пост… Знаете, у него сегодня будет легкий, легкий пост!

Хаим прикрывает глаза и видит перед собою какой-то странный мир, которого он никогда раньше не видел. Ангелы витают перед глазами, он смотрит на них и узнает в них своих детей, всех – и взрослых и малых. Он хочет им что-то сказать, но не может… Хочет оправдаться, объяснить, что он не виноват… Виноват не он!.. Чем же он, Хаим, виноват, если столько евреев собралось на одном небольшом месте и они давят, жмут и поедом едят друг друга? Чем он виноват, если людям нужен чужой пот, если людям нужна человеческая кровь? Виноват ли он в том, что люди еще не дошли до того, чтобы человек человека не гонял, как гонят лошадь на работу? Да ведь лошадь тоже жалко – божье создание, живое существо!..

Хаим Хайкин не открывает глаз и видит, видит все, весь мир, все миры, и все так ярко и легко и катится, как дым… Он чувствует, как что-то отделяется от тела, от нутра, от сердца и тянется, тянется кверху и уходит, а ему так легко, так легко… Он испускает глубокий вздох и долгий-долгий стон. И становится еще легче. А потом он не чувствует ничего, совсем ничего…

Когда служка Бере, рыжеволосый человечек с припухшей губой, пришел в синагогу в чулках с дырявыми пятками и увидал, как Хаим Хайкин сидит, прислонившись к стенке, задрав голову, с закрытыми глазами, его взяла досада. Он решил, что тот дремлет, и начал ворчать, сердиться и ругаться:

– Нахальство… Разлегся… Граф Пшангуцкий и тот не должен бы так развалиться… Видно, здорово закусил… А сюда пришел спать… Реб Хаим, будьте добры! Эй, реб Хаим!.. Реб Хаим!..

Последние лучи солнца проникли сквозь окна и упали на спокойное лицо Хаима Хайкина, блестящие черные, курчавые волосы, черные густые брови, полуоткрытые добрые черные голодные глаза и насквозь пронизали светом его мертвое, бледное, всегда голодное лицо.

Да, у Хаима Хайкина был легкий-легкий пост.

Девятое Ава. – Девятый день месяца Ава (июль-август); день поста, плача и скорби в память разрушения древнего иерусалимского храма; в этот день верующие евреи не едят, не пьют и не носят кожаной обуви.

Йом-кипур. – Судный день, день всепрощения (пост), десятый день после Нового года по еврейскому религиозному календарю (сентябрь-октябрь).

…семнадцатый день Тамуза. – Тамуз – месяц по религиозному календарю, июнь-июль. Семнадцатого – пост.

Пост Гедальи – третий день после Нового года.

Пост Эсфири – канун праздника Пурим.