Роман Антропов - Герцогиня и «конюх»

– Что это с князем Алексеем Долгоруким? Смотрите, как он бледен и расстроен!.. – слышались тихие голоса.

Князь Дмитрий Голицын, беседовавший с Алексеем Долгоруким, тоже не мог не заметить его расстроенного вида и тихо спросил:

– Что с тобой, князь Алексей? Ты взволновался, гляди: у тебя даже руки ходуном ходят.

Какая-то судорога пробежала по лицу всесильного вельможи, и он ответил:

– Я думаю, что и ты, князь Дмитрий, не вполне спокоен.

– Я? И не думаю волноваться!.. – усмехнулся Голицын. – Через час все будет окончено. Она станет императрицей, но править государством будем мы.

– Слушай, князь Дмитрий, – начал шепотом Долгорукий. – Слушай! Тяжелое предчувствие мучает мою душу. Сердце ноет, словно беду слышит.

– Что это ты, князь Алексей, в бабьи приметы веровать стал? Стыдись, – улыбнулся князь Голицын.

– Ах, князь Дмитрий, ты вот все шутки шутишь, а я зорко ко всему приглядываюсь.

– Ну и что же ты увидел?

– Большую перемену в ней. Вот уже несколько дней, как она голову подняла, на меня поглядывает насмешливо, вроде бы с издевкой. Это, помяни мое слово, неспроста.

– Что же тебя, князь, удивляет? Ведь она императрицей себя чувствует.

– Нет, не то это. Чудится мне, что за нее Остерман работает.

– Да разве он – не наш?

– А кто его знает? Кто разгадает эту хитрую немецкую лисицу?.. – продолжал высказывать свое беспокойство Долгорукий. – А вот сейчас приехали во дворец Бирон и какой-то таинственный синьор Джиолотти. Анна удалила меня и вела с ними какую-то беседу. О чем? Кто их знает! А только одно скажу: не к добру это, князь Дмитрий. Ах, вон, гляди, вон он, этот таинственный иноземец!

Дмитрий Голицын поглядел и побледнел не менее, чем Алексей Долгорукий.

– Господи! Какой диковинный… какой страшный!.. – прошептал он, хватая руку Долгорукого.

– Я говорил тебе… Этот человек, похожий на антихриста, несет нам несчастье!

Суеверный ужас застыл на лицах обоих князей.

Джиолотти, в своем диковинном для москвичей костюме великого магистра, в фиолетовом плаще, со сверкающей таинственным сиянием цепью на шее, шел гордо, важно, величественно. Общее изумление овладело всеми.

– Кто это? Смотрите, смотрите: он направляется прямо к трону! Кто этот дерзновенный смельчак? – послышался шепот.

Джиолотти действительно подошел к трону и остановился около него, по правую сторону.

Появление «страшного» незнакомца особенно поразило митрополита. Он обратился к сонму высшего духовенства, стоявшему позади, и довольно громко произнес:

– Кто сей человек? Кто смеет подходить столь близко к священным ступеням трона помазанников Божиих? По лику его вижу, что человек он иного племени, басурман, еретик, едва ли не жидовин.

Что ответили близстоящие митрополиту, неизвестно, так как в зале произошло сильное движение благодаря появлению двух лиц. Это были Остерман и Бирон.

Бирон в парадной форме обер-камергера подошел к дверям внутренних покоев императрицы и остановился как вкопанный. Его поза была надменна, горделива. В ту же минуту Остерман подошел к Дмитрию Голицыну и Долгорукому.

Лица тех просияли. Засверкали взоры и их приспешников. Все кончено: раз Остерман, сам Остерман открыто присоединился к группе верховников-заговорщиков, значит, победа на их стороне. «Великий оракул», вовремя заболевающий, всегда вовремя и выздоравливал.

– Мы погибли! Остерман изменил нам! – взволнованно прошептал Ягужинский Татищеву.

– Да, кажется, что так, – заскрипел тот зубами.

И все те, кто стоял за самодержавие Анны Иоанновны, поникли головами.

Остерман со своей непроницаемой улыбкой любезно беседовал с Голицыным и Долгоруким.

– Ну, ваше превосходительство, сейчас конец? – спросил Остермана Долгорукий.

Великий дипломат вынул свою знаменитую «луковицу» и, поглядев на время, произнес:

– Да. Сейчас конец неопределенному положению, князь. Сейчас выйдет ее величество, подпишет – уже официально – ограничительную грамоту, и тогда… тогда мы провозгласим ее императрицей всенародно…

Сказав это, Остерман еще раз поглядел на «луковицу».

– Что это вы на часы все глядите? – подозрительно прищурился Голицын.

– Не надо затягивать окончание нашего действа, – улыбнулся знаменитый дипломат.

В это время к Бирону подошел князь Иван Долгорукий. Он с явной насмешкой окинул своим орлиным взором фигуру «конюха» и нахально спросил:

– Что это вы здесь торчите у покоев императрицы, любезный господин Бирон?