Роман Антропов - Герцогиня и «конюх»

– Сегодня вы, ваше величество, должны будете официально подписать ту грамоту, сегодня вы будете объявлены всенародно императрицей российской, – произнес Алексей Долгорукий.

Вздрогнула Анна Иоанновна. В эту историческую минуту в ней происходила страшная борьба: кому отдаться. С одной стороны – немцы: Остерман, ее Бирон, Миних, Левенвольд и вся их сильная немецкая партия; с другой – эти Голицыны, Долгорукие, Ягужинский и прочие. Кто более твердо будет держать ее трон? Те или другие? Как русская женщина, она тяготела, безусловно, к своим.

Но Бирон? Разве не он старался для нее? Разве не он откопал в дальней Венеции таинственного мага, который предрек ей судьбу?

– Ах, да, я и забыла. Сегодня ведь! – возбужденно ответила Анна Иоанновна.

– Там, в приемном зале, ожидает вас Остерман! – сообщил Долгорукий. – Дозволите ему войти?..

Анна Иоанновна провела рукой по лбу. Она еще не совсем пришла в себя после угарной ночи. Наконец она ответила:

– Он, князь Алексей, входит ко мне без доклада. Впустите!

Через несколько секунд в комнате «императрицы» появилась фигура великого дипломата.

– Ваше величество! – почтительно склонился великий немец к руке еще не коронованной государыни. – Вы кажетесь подавленной…

– Я плохо спала, – понуро ответила Анна Иоанновна.

– Ай-ай-ай! – покачал головой Остерман, бросая на Долгорукого странный взгляд. – Что же это вы, любезный князь Алексей, плохо помогаете нашей повелительнице?

– А вы помогите лучше! – усмехнулся Алексей Долгорукий.

– А вот сейчас, одним словом. Не верите, князь Алексей? – И Остерман, подойдя к Анне Иоанновне, громко произнес, пристально глядя ей в глаза: – Радуйтесь, государыня, сегодня .

Анна Иоанновна долго глядела в глаза Остерману.

– Вы говорите, что сегодня? – произнесла она побелевшими губами.

– Да! – твердо произнес Остерман. – Позвольте же вам, государыня, как я и обещал, преподать последний урок политической мудрости относительно конституционного образа правления, который вам угодно ввести в уклад жизни Российской империи. Но… а-ппчхи. – Остерман, вынув табакерку, понюхав, снова чихнул и продолжал: – Но вам надо сначала сделать диспозицию сегодняшнего дня. Правда, князь Алексей?

– Правда, наш великий оракул!.. – ответил Долгорукий.

– Кто будет одевать вас к парадному выходу, ваше величество? – обратился Остерман к Анне Иоанновне. – Я советовал бы вам попросить князя Алексея Долгорукого пригласить для сей оказии его дочь Екатерину. За то счастье, что она будет присутствовать при вашем туалете и помогать вам облачаться в мантию императрицы, вы, ваше величество, не откажете в милости пожаловать ее в ваши обер-гофмейстерины. Правду я говорю, князь Алексей? – насмешливо обратился Остерман к Долгорукому.

Анну Иоанновну словно осенило. Она все поняла. Поняла она то, что сила, стало быть, на стороне Остермана, раз он так уверенно говорит за нее; поняла, что надо слушать его, не противоречить ему; поняла, что надо мстить этой «подлой Катерине», которая хотела вырвать у нее трон.

Долгорукий побледнел.

– Она больна, ваше величество… навряд ли она сможет подняться с кровати, – пробормотал он, бросая недоумевающие взгляды на Остермана, своего «единомышленника».

– Я желаю этого!.. – топнула ногой Анна Иоанновна. – Она, твоя, князь Алексей, Екатерина, должна присутствовать при позорном акте, когда вы будете лишать меня самодержавия.

«Дура! Ах, дура! Она, того гляди, проболтается!» – подумал великий «оракул» и тотчас произнес:

– Ваше величество, я должен заметить вам, что вы выразились резко: ограничение прав монарха – вовсе не позорный акт. Сейчас я убежу вас в этом… Все это время вы разделяли со мной тот взгляд, что пора дать империи большую самостоятельную волю… А-п-пчхи! – Остерман подошел к Алексею Долгорукому и еле слышно бросил ему: – Ступайте скорей за Екатериной!

– А вы зачем надумали доставить ей это унижение? А? Ловушка немецкая? – прохрипел Долгорукий.

– Что вы, что вы, князь Алексей? Для политики это надо. Пусть все видят, до чего любовь Долгоруких к царице простирается: бывшую невесту царя, а потом и кандидатку на престол в услужающие к ее величеству поставили.

Долгорукий не мог понять: правду говорит «лукавый немец» или он просто издевается над ним?

– Что же ты, князь Алексей, не слыхал, что ли, моего приказания? – нетерпеливо воскликнула Анна Иоанновна.

– Сейчас, ваше величество, я отправляюсь за ней, – дрожащим от бешенства голосом произнес Долгорукий.