Фамилия Парнок копирует фамилию В. Я. Парнаха (1891–1951), поэта-авангардиста парижской школы, музыканта, танцовщика и теоретика танца, соседа ОМ по Дому Герцена (сестра его, поэтесса, писала под псевдонимом С. Парнок); он был очень обижен введением своей фамилии в повесть. Бредовые «Самум», «Арабы» (гл. 6) – названия произведений В. Парнаха. Кроме того, герою приписаны несомненные автобиографические черты вкуса и поведения, кроме главной – способности к творчеству («Господи! Не сделай меня похожим на Парнока!..»). Он посетитель Общества ревнителей и любителей последнего слова («Общество ревнителей художественного слова» собиралось в 1910-х гг. в ред. журнала «Аполлон») и салона мадам Переплетник (прототипов которого было много). Он любитель музыки, но музыка парадоксально описывается не в звуковых образах, а в зрительных впечатлениях от партитур (гл. 5). Он мечтает скрыться с севера в Грецию драгоманом-переводчиком ( А. Я. Гофман, с которым связываются эти надежды, – лицо реальное) – по примеру нимало на него не похожего могучего неврастеника К. Леонтьева (см. выше). Его безродность подчеркнута упоминанием тети Иоганны, комически ассоциируемой с правительницей Анной Леопольдовной и Бироном (XVIII в.).
Конец эпохи с ее устоявшимся бытом отмечен уже в эпиграфе трубой архангела о страшном суде. Милый Египет вещей (гл. 1) – хоронимых с покойниками, ср. «О природе слова». (Такой же хаос разрозненных вещей – Кокоревские склады на Лиговке, куда сдавалась мебель при переезде на дачу.) Время раскалывается на династии и столетия (гл. 1) – тоже как в Египте. Подчеркнута бессмысленность Египетского моста через Фонтанку (обрушился в 1905 г. и долго был предметом анекдотов) и Калинкина моста с его непонятным названием. Телефон к Прозерпине или к Персефоне – т. е. на тот свет.
Из бесчисленных предметов, отживших свой век, обращают на себя внимание мельница-шарманка, квадратная кофемолка с крутящейся ручкой; сливочное масло «звездочка» с узором на поверхности; марципанные куклы, фигурки из сладкого теста; буше, круглые пирожные; импортные из Китая кяхтинские чаи; сосуд фиоль с пиксафоном, дегтярным мылом для волос (иронически названо ледяное миро, священное масло); ламт-финолинка; мыло Ралле; пачули – крепкие вульгарные духи; коньки «Нурмис», не привязываемые, а привинчиваемые к башмакам; митенки, перчатки без пальцев, гамаши, теплые чулки до колен; кофейня Филиппова на углу Невского и Троицкой; общедоступная библиотека, кому Поль Бурже, кому Жорж: Оне, популярные писатели-натуралисты то с психологическим, то с социальным уклоном; учебная карта полушарий Ильина; портрет Сантос-Дюмона, первого в Европе авиатора (летал на самолете, 1906 г.). По поводу визитки и рубашек вспоминаются плотный ворсистый шевиот, черный блестящий люстрин, холщовый тонкий и крепкий мадеполам, тонкий бельевой хлопчатобумажный зефир. Американская дуэль-кукушка – когда противники, запертые в темной комнате, стреляются на голос, – была еще реальностью. Польские прачечные – по воспоминаниям Б. Лившица, ОМ умел в них за тройную цену получать выстиранную и выглаженную рубашку через час, что было важно «при скудости нашего гардероба». Варьятка – сумасшедшая. Столь инородный в этой прачечной Н. А. Бруни (1891–1937?) – лицо реальное, свидетель при крещении ОМ, брат художника Л. А. Бруни, рисовавшего ОМ, сам поэт, музыкант, во время войны – авиатор, чудом уцелевший в катастрофе и после этого ставший священником; «Концерт» в Palazzo Pitti – картина Джорджоне в флорентийской галерее – вспоминается оттого, что дед Н. А. Бруни был художником-классицистом, директором Академии художеств.
К концу повести всё тает (гл. 7), вспоминается умирающая черноволосая французская любовница – госпожа Бовари. Все больше места занимают личные воспоминания: когда соперник с дамой шли по Офицерской, но в цветочный магазин Эйлерса не заходили (гл. 6), то читатель «Шума времени» вспоминает, что на Офицерской ок. 1900 г. жили Мандельштамы. В повествование входят реальные знакомые Мандельштамов, непричастные к сюжету: Гешка (Г. Я.) Рабинович, страховой агент, друг молодости ОМ; тетя Вера Пергамент – родственница матери ОМ, пианистка; «просеменил Семен в просеминарий» – ходячая шутка о С. А. Венгерове (см. прим. к «Шуму времени»; он приходился дальним родственником ОМ по матери). На сновидения похожи финская езда таратаек от «ярей» до «ярей» (гл. 6) и русская езда карет по снегу в несуществующий город Малинов (где «не жизнь, а малина», гл. 8; ассоциации с «аптечной малиной», малину пили от жара). Но когда после этого ротмистр Кржижановский, приехав в Москву, останавливается в гостинице «Селект» на Малой Лубянке, то это рассчитано на немедленное читательское воспоминание, что через год здесь будет расположена ЧК.
Читать дальше
Конец ознакомительного отрывка
Купить книгу