Всё на свете условно…
У колодца в корыте
Я стираю любовно
Носовые платки.
Осы вьются над чубом.
Пена брызжет в ресницы…
В упоенье сугубом
Полощу и свищу.
Но с судьбою не сладить:
Нету полного счастья!
Не умею я гладить, —
Не умею, хоть плачь…
1928
Это было в Булонском лесу —
В марте.
Воробьи щебетали в азарте,
Дрозд пронесся с пушинкой в носу…
Над головой
Шевелили пухло-густыми сережками
Тополя,
Ветер пел над дорожками,
И первой травой
Зеленела земля.
Я сидел на скамейке
Один.
А вдали, у аллейки,
Лиловый стоял лимузин.
Сквозь стволы – облаков ожерелие…
Вдруг на дорожке
Показалась с сиамскою кошкой
Офелия…
Ноги – два хрупких бокала,
Глаза – два роковых василька,
Губы – ветка коралла.
Змеисто качались бока,
С плеча развратным, рыжим каскадом
Свисала лисица.
Поравнялась… Окинула взглядом
Стоящий вдали лимузин,
Раскрыла тюльпаном свой кринолин:
Садится.
Сначала сиамская кошка,
Как удав,
Потерлась о мой равнодушный рукав
И поурчала немножко…
Потом и Офелия,
Ко мне повернувшись слегка,
Показала конец язычка…
Приворотное зелие!
Глаза ее видели зорко:
За липой мой лимузин.
Я – седой господин,
Поросячий король из Нью-Йорка.
Ах, как стреляли два василька —
В меня, в лимузин, в облака!
Как кончик туфли волновался!
Но я не сдавался…
Чтоб в даме с рыжей лисой
Рассеять туман, —
Полез я в карман
И вынул хлеб с колбасой
В эмигрантской газете…
Милые дети!
Что́ с ней вдруг стало!..
А вдали к лимузину устало
Подошел англичанин с женой
И укатили домой.
Офелия встала…
Даже у кошки сиамской
По логике дамской
Засверкал раздраженьем
Дымно-сиреневый глаз…
Ушли с презреньем,
Не обернулись даже назад…
Вот и весь мой рассказ…
<1929>
Перед цветочной лавкой на доске
Из луковицы бурой и тугой
Вознесся гиацинт:
Лиловая душа,
Кадящая дурманным ароматом…
Господь весной ей повелел цвести,
Вздыматься хрупко-матовым барашком.
Смотри:
Над гиацинтом вьется
Пушистая пчела…
То в чащу завитков зароет тельце —
Дрожит, сбирает дань.
То вновь взлетит
И чертит круг за кругом.
Откуда ты, немая хлопотунья?
Где улей твой?
Как в лабиринт многоэтажный
Влетела ты, крылатая сестра?
Куда свой сладкий груз
Снесешь, под гул автомобилей и трамваев?
Молчит. Хлопочет.
И вдруг взвилась – всё выше, выше —
До вывески «бандажной мастерской»…
И скрылась.
Косою сеткой бьет крупа.
По ярмарке среди бульвара
За парой пара
Снует толпа.
Строй грязных клеток,
Полотнища шатров,
Собачий визг рулеток,
Нуга – будильник – и пузыри шаров.
У будки прорицателя – шарманка:
Визжит, сзывает, клянчит…
Худая обезьянка,
Сгорбив спинку,
Качает-нянчит,
Зажавши книзу головой,
Морскую свинку.
Так нуден сиплый вой!
Качает, греет…
Гладит лапкой
Чужого ей зверька,
А он, раздув бока,
Повис мохнатой тряпкой,
Тупой и сонный.
И опять
Она к нему влюбленно
Склоняется, как мать.
Качает, нежит…
Застыл маляр худой
С кистями за плечами,
И угольщик седой, —
Глаза переливаются лучами…
Склонился лавочник к жене,
И даже бравые солдаты —
Взвод краснощекой деревенщины —
Притихли в стороне.
Шарманка ржет…
Вздыхают женщины:
Кто лучше их поймет?
Апрель 1929
Париж
Из книги «Детский остров»
Эй, ребятишки,
Валите в кучу
Хворост колючий,
Щепки и шишки,
А на верхушку
Листья и стружку…
Спички живей!
Огонь, как змей,
С ветки на ветку
Кружит по клетке,
Бежит и играет,
Трещит и пылает…
Шип! Крякс!
Читать дальше
Конец ознакомительного отрывка
Купить книгу