Шолом-Алейхем - Мальчик Мотл

Поговорите, однако, с моим братом Элей, – он вам скажет, что это глупости, чепуха, детская забава. Но если это детская забава, почему же туда так тянет нашего друга Пиню, и его жену Тайбл, и мою золовку Броху? Но у моего брата на все имеется готовый ответ: у женщин, говорит он, ума столько же, сколько у детей, а Пиня, по его мнению, ходит в кинематограф просто назло ему, Эле. Кончилось, однако, это тем, что Эля однажды в воскресенье и сам с нами пошел. С тех пор он, ни одного воскресенья не пропуская, ходит смотреть картины. Все мы ходим – и стар и мал. Даже Песя, и переплетчик Мойше, и наши родственники – все! Одна только мама не ходит. Ее муж, говорит она, будет в земле лежать, а она – по театрам ходить? Не дождутся этого ее враги!..

Нам живется неплохо у наших соседей, совсем-таки неплохо. Но нельзя же все время жить в гостях. Надо искать какое-нибудь дело – «джаб». В Америке, говорит мой брат Эля, каждый должен «делать жизнь».

Он озабочен больше всех. Ежедневно приходит от своего тестя и усаживается с мамой говорить о делах. Броха тоже садится. И наш друг Пиня тут же. У Пини планов и проектов – без конца. Но все его планы никуда не годятся. То есть вообще-то они годятся, но брату не нравятся. А если что и понравится брату, – ему возражает Броха. Пине, например, пришла мысль, чтобы он, Эля, Броха и Тайбл поступили на фабрику и сделались портными, то есть шили бы на машине. Но Броха говорит, что не стоило ради такой замечательной профессии бросать дом и рисковать жизнью на море. Подумаешь, какое счастье – на старости лет заделаться портными! На это Эля отвечает, что он еще не знает, что лучше: продавать пирожки на Эссекс-стрит или шить на машине? Броха, конечно, вспыхивает оттого, что Эля попрекает ее пирожками, и намекает ему на то, что если бы не отцовские пирожки, они все пухли бы от голода…

Нашего друга Пиню я люблю за его речи. Его, когда он разгорячится, удовольствие слушать. Когда все наговорились всласть, он вскочил и, размахивая обеими руками, произнес целую речь. Я помню ее слово в слово. Вот что сказал Пиня:

– О! Вы темные, дикие люди! Глубоко еще сидят в вас отсталые взгляды! Но Америка – это не страна жандармов! Все миллионеры и миллиардеры Америки в молодости работали тяжело и трудно. Кто на фабрике, кто на улице. Спросите Рокфеллера, Карнеги, Моргана, Вандербильдта, кем был каждый из них в свое время? Не подметали они улиц? Не продавали газет? Не чистили чужих сапог за пятак?

Или взять, к примеру, автомобильного короля, мистера Форда. Спросите его, не был ли он когда-то шофером, извозчиком? Да и великие люди, такие, как Вашингтон, Линкольн, Рузвельт, – что же они так и родились великими людьми, президентами? Даже нынешний президент Вильсон, да простит он мне, – разве не был меламедом?…

Этого мой брат Эля уже не мог стерпеть. Он перебил речь нашего друга Пини:

– Ну, братец, хватил через край… Осторожнее! Не забывай, пожалуйста, что Вильсон пока-то король…

Но Пиню, когда он разгорячится, не уймешь. Он высмеял моего брата Элю:

– Ха-ха! Король? Какой король? Откуда король? В Америке нет никаких королей!

– Ну ладно, не король, так президент. Какая разница? – попытался отделаться Эля.

Но Пиня перебил его:

– Большая разница! От короля до президента, как от неба до земли! Король это король, а президент это президент! Король это по наследству, а президента выбирают. Захотим мы – и Вильсон будет президентом еще четыре года, а не захотим – и снова он меламед! А знаешь ли ты, что через несколько лет и я могу стать президентом?

– Ты? Президент?

– Я – президент!..

Никогда, с тех пор как я знаю своего брата Элю, я не видел, чтобы он так смеялся, как в этот раз. Вы знаете, что брат мой человек озабоченный, меланхолик. Редко когда увидишь его смеющимся. А если он и смеется, то как-то наполовину.

Но на этот раз на него такой смех напал, что мама даже перепугалась. Однако было над чем посмеяться. Надо было видеть нашего друга Пиню, как он стоит, заложив руки в карманы узких брюк, едва охватывающих его новые большие американские ботинки… Надо было видеть его галстук, который Тайбл то и дело поправляет на нем, чтобы он лежал как следует, а галстук не слушается, хоть режь его… а жесткая американская шляпа, которая не желает сидеть на месте!.. И главное, его близорукие глаза и острый крючковатый нос, который в рот заглядывает…

– Господи боже мой! И вот такой будет президентом?… Ну как же тут не смеяться!..