Мариам Ибрагимова - Разные бывают люди. Охотник Кереселидзе (сборник)

– А разве теперешние фрицы не из простых людей? – не отставала с вопросами Анка.

Старик задумался, потом ответил:

– Должно быть, из простых, но солдат есть солдат: что скажут, то он и делает, потому что есть воинская дисциплина, за нарушение которой наказывают строго, вплоть до расстрела. Может, иной и не хочет, но вынужден делать то, что приказывают, иначе поплатится за неповиновение. А потом, видимо за эти годы, между народами лютая вражда пошла. Не по душе чужестранцам наша свобода и народовластие. Ещё до революции пытались изничтожить наши новые порядки, а теперешние немцы, видимо, злее прежних.

Анка слушала не перебивая.

– Бывало, сидим в окопах – они на своей позиции, мы на своей, популяем друг в друга, пересидим до вечера, а там и отбой. Совсем другая была та война, – продолжал вспоминать Денис Иванович. – Царь отрёкся от престола. Тогда мы, казаки, не кумекали в делах государственных. Те, разные временные, что в правительство влезли, дрались за престол, а у нас на позициях вроде бы затишье. И тут появились агитаторы, которые стали разъяснять солдатам, кто такие большевики, меньшевики, что такое власть Советов. О Ленине мы и раньше слышали, мол, он за народную власть хлопочет, землю хочет отобрать у помещиков и крестьянам передать. Стало ясно, кому и зачем нужна война, хотя нам и без того надоело воевать, а тут совсем расхотелось…

И на той стороне, среди германцев, видно, поработали агитаторы, потому как немчура пулять стала в небо, а не в нас.

Более того, после отбоя выходим из окопов и вроде бы в гости друг к другу идём, руки пожимаем, махоркой или табачком угощаемся, смеёмся, словно друзья повстречались. А понять один другого на словах не можем, больше на пальцах объясняемся.

Смотрю я, бывало, на того немца и думаю, вот ведь вроде бы человек как человек, смеётся, по плечу хлопает, и ничего плохого мы друг другу не сделали, а враги…

Какие же, думаю, мы враги? Отчего враждуем? Из-за чего смертно бьёмся? Страшное зло учиняем семьям, горе несём женщинам, сиротство – детям. Потому и началось дезертирство. Большинство в Красную армию переметнулось, народную власть утверждать. Надо сказать, что царь их, Вильгельм, как подобает государю, зачиная войну, объявление императору Николаю сделал: мол, готовьтесь, иду на вас войною. А теперешний Гитлер, истинный разбойник, не зря ведь говорят: «Какой вождь – такое племя»…

Когда Денис Иванович смолк, Анка поднялась со скамьи.

– Ты куда? – спросила её Дарья Даниловна.

– Пойду к себе.

– Чего одной дома делать в такое время? – прервав раздумья, спросил Денис Иванович.

– Дело б нашлось, да ни на что руки не ложатся, – с печалью в голосе сказала Анка, направляясь к двери.

Душный день последнего летнего месяца был изнуряющим. Хотя солнце и стало ниже клониться к закату, жара не спадала. Какая-то странная, гнетущая тишина царила вокруг. Жизнь в станице казалась вымершей – на улице ни души. Нарушая покой и тишину, в соседских дворах нет-нет да и закудахтают куры, тоскливо завоют собаки – словно беду предчувствуют.

Анка постояла у калитки, прошлась по двору, затем вошла в хату. В приземистой, вросшей давно в землю хате было прохладно и темно, потому что окна остались завешенными с прошлого вечера. Анка отхлебнула несколько глотков молока из горшка и снова вышла во двор.

Вынесла кастрюлю борща для Свирко. Почуяв запах съестного, пёс радостно завилял хвостом, поднимаясь из-под тенистой акации. Анка вылила остатки борща в посудину возле конуры, поставила кастрюлю на порожек и снова выглянула на улицу. Там так же было безлюдно и тихо. Анка вновь захотела зайти к Чумаковым, но передумала и направилась к сеновалу, где под навесом стояла лестница. Она потащила её к хате, приставила к стене и ловко забралась на соломенную крышу. Встав во весь рост, держась одной рукой за печную трубу, посмотрела в сторону, куда ушли последние части наших войск. Там в синем мареве мирно дремали выжженные зноем холмы и виднелась бесконечная горная гряда. Анка повернулась к северу где так же безмятежно покоились степные просторы, холмы и курганы.

Вдруг до неё долетел монотонный гул моторов. Она подняла голову посмотрела на безоблачное небо и вначале ничего не увидела. Однако гул нарастал, становился яснее, ближе. Вглядевшись пристальнее в бескрайнюю лазурь неба, она заметила насколько светлых точек, они двигались к юго-востоку.

– Самолёты, – тихо произнесла Анка и подумала: свои или чужие? Наверное, вражеские стервятники…