Ирина Кукушкина - Зима и незима

– А ты не знаешь! Нагуляла сыночка, а теперь хочешь его мне подсунуть? И когда только успела? На каком месяце замуж выходила?

Слова больно хлестали её, губы почему-то стали солёными. Никогда раньше он не бывал так груб, зол, беспощаден. Она хотела что-то возразить, объяснить, но голос пропал.

Дверь за Павлом захлопнулась. Марина опустилась прямо на пол.

В себя она пришла только от плача проснувшегося малыша. Тенью подошла к ребёнку, сунула в рот пустышку и принялась менять пелёнки.

Вечером заглянули соседки, и пришли в ужас от застывшего на её лице отчаяния. Она не могла ни говорить, ни плакать. Кивнула молча в сторону зелёной книжицы, брошенной на столе. Девчонки прочитали свидетельство о рождении и всё поняли:

– Ну и стерва эта Лариска! Мало, что ребёнка бросила, да ещё на твоё имя записала. Надо же додуматься! Видно паспорт выкрала. Поэтому и в роддоме ты её не нашла. Она же с твоими документами была. Значит, она не вернётся. Это точно.

Возмущённые и растерянные, они пытались утешать Марину, обещая поговорить с её мужем, всё ему объяснить, помочь сдать ребёнка в приют, сожалели, что не сделали этого сразу. Марина долго молчала, переживая своё горе. Потом сказала:

– Видно, это судьба. Ребёнка я не отдам. Он ни в чём не виноват. Ну, а Павел? Что ж, раз не поверил мне, значит, не любит. И не отговаривайте меня. Я так решила, – что-то в её голосе было твёрдое и непреклонное. Отговаривать её не стали.

Трудности начались сразу. Пару дней спустя в общежитии появились родители Марины. Им позвонила мать Павла, выкрикивая в телефонную трубку ругательства и проклятия в её адрес. Родители приехали разбираться.

Удивлённая девушка никак не могла понять, что вдруг случилось с близкими ей людьми, всегда любившими её и, казалось, хорошо понимавшими. Как могли они подумать, что она, их дочь, может солгать или совершить что-то ужасное, постыдное, недоброе? Ну почему они тоже не верили в подкидыша?

Разговор был тяжёлым. Мать плакала, отец ругался, оскорблял. Он то спрашивал, то сам отвечал на свои вопросы, делал поспешные выводы, не слушая взволнованных объяснений дочери. Ребёнок, как убедительное свидетельство её вины, мирно спал на своей кровати.

В комнату заглянула Тамара, привлечённая шумом голосов. Она попыталась вступиться за подругу, но услышала в ответ такую отповедь от Марининого отца, что совсем растерялась и лишь беспомощно смотрела на всё происходящее.

Мать сидела, прислонившись к столу, держала у глаз носовой платок и то всхлипывала, то повторяла надрывным голосом, как заведённая:

– Как ты могла? Как ты могла? Какой позор! Ах, какой позор!

Её лицо было искажено от неожиданного горя и, казалось, что ничего не волнует её сейчас кроме людской молвы.

Отец, напротив, метался по комнате, выплёскивая на Марину беспощадные обвинения, словно пытаясь одним махом разорвать все родственные нити с дочерью, откреститься от неё, заклеймить позором, но главное – выказать ей своё презрение и заставить глубоко пожалеть о её поступке.

Мальчик проснулся. Марина бережно взяла его на руки, покачала. На родителей она смотрела широко раскрытыми от изумления глазами, уже не пытаясь ни защищаться, ни оправдываться. Она прижимала к себе испуганного ребёнка, и лишь быстрые слезинки катились по её щекам.

«Имеющий уши, да услышит!»

Отец и мать сегодня были глухи.

Наконец, заявив, что они не станут помогать ей, не дадут денег и, вообще, никогда не примут её с ребёнком, родители уехали.

Так, за короткий срок из Марининой жизни ушли все близкие и дорогие ей люди. Но на помощь пришли соседи по общежитию. Ничего. Студенческая братия с голоду умереть не даст и в беде не бросит.

Вскоре её вызвали к декану. Анатолий Сергеевич внимательно выслушал её рассказ, помолчал, потом, (совсем по-отцовски) встал, подошёл к ней, положил ей руки на плечи и поцеловал в лоб:

– Молодец, девочка. Тобой можно гордиться, – сказал он и, подумав ещё несколько мгновений, добавил: – Боюсь, что меня не поймут, но комнату в общежитии я тебе выделю, а вот с деньгами будет трудно. Кроме пособия для матери-одиночки ничего обещать не могу. Да и то только после твоего развода.

А развод ждать себя не заставил. У Павла так и не появилось желания ещё раз увидеть Марину, поговорить, спокойно объясниться. Ей просто пришло официальное уведомление. Она поставила в паспорте штамп о разводе (менять документ – не было ни времени, ни желания), да так и осталась вместе со своим неожиданным сыном жить под фамилией бывшего мужа.