Андре Моруа - Фиалки по средам. Новеллы

– Попросите мадам Фабер немедленно приехать в мой офис, – после чего встал и вышел.

Через какое-то время вошла Одетта.

– Так вы здесь, Бертран! Какой приятный сюрприз! Что вы сделали с Робером? Он мне только что звонил.

– Да, дорогая Одетта. Он хотел, чтобы мы с вами поговорили.

– Поговорили? Как таинственно! Робер поручил вам что-то передать мне?

– Именно так.

И я попытался тактично подготовить ее к дурной новости. Я сказал, что Робер переутомился, что его здоровье меня тревожит, что пьеса у него не идет, что ему нужно провести несколько недель одному в той самой обстановке, которую он выбрал для своей драмы. Она слушала меня с улыбкой, а затем откровенно расхохоталась.

– Милый Бертран! – сказала она. – Сколько трудов, чтобы сообщить мне, не причинив боли моему несчастному сердцу, что Робер желает поехать в Испанию со своей новой пассией и оставить меня на целый месяц одну!

– Как? Вы знали об этом?

– Я не знала, я предполагала, и ваши шитые белыми нитками доводы подтвердили мою догадку… К счастью! Представьте, Бертран, что мне тоже необходим месяц свободы…

– Вы хотите поехать в Боваллон с детьми?

– Вовсе нет… Я хочу посмотреть греческие острова с близким другом, который предложил мне совершить этот круиз… Я оставлю детей матушке и буду наслаждаться этими семейными каникулами… Почему у вас такой изумленный и удрученный вид, Бертран? Вы считаете, что меня нельзя полюбить?

– Да нет… Конечно… Но я считал, что вы храните верную и несчастную любовь к Роберу.

– Долгое время так оно и было, да и сейчас Робер мне очень дорог… Я восхищаюсь его гением, но не характером… Я терплю его капризы и полагаю, что имею право на компенсацию… А как думаете вы?

– Хм… Да, наверное… Кто же будет вашим счастливым спутником?

– Дорогой Бертран, я не так нескромна, как мой муж.

– Черт возьми, что же мне сказать ему?

– Нет ничего проще. Скажите, что сообщенная вами новость меня потрясла, что вы искусно меня утешили и посоветовали мне, чтобы не так горевать, совершить круиз по Средиземному морю, возможно, с подругой, и, наконец, что вы оставили меня в слезах и печали, но покорную судьбе.

– И вы думаете, он поверит?

– Робер с поразительной легкостью верит всему, что льстит его самолюбию.

Она была права. Он не только добродушно воспринял ответ и план Одетты, но еще и с удовольствием разыграл передо мной прекрасную сцену нежности, трогательной героиней которой стала его жена.

– Бедная малышка Одетта! Она великолепна! Дорогой мой, я считаю, что в наше время уже не найти подобного примера супружеской самоотверженности. Подумайте сами, ведь она порой говорит: «Расскажи о женщине, которую ты любишь. Все, что касается тебя, мне очень дорого». Знаете, я вижу, словно наяву, как она в этом средиземноморском круизе идет к шезлонгу на нос корабля, чтобы в полном одиночестве полюбоваться звездами и представить себе мое счастье… Мое счастье с другой… Говорите что хотите, мой дорогой, но я верю, что гораздо лучше вызвать подобные чувства, чем пробудить страстную ревность.

– Но вы-то сами ревнивы, – сказал я.

– Жутко ревнив.

Он задумался, потом вернулся к прежней мысли:

– Это было бы прекрасным началом пьесы, а? Сцена между мной и вами… Сцена между Одеттой и вами… Это полное самоотречение, без всякой эмфазы… Естественно, ваш персонаж должен быть влюблен в Одетту… Он пытается воспользоваться ситуацией, но вынужден отступиться перед чистотой этой необыкновенной женщины…

– Мне это даже в голову не приходило.

– Вполне понятно… Вы же знаете Одетту. Но в пьесе…

Он съездил в Андалусию, а Одетта – на греческие острова, откуда она вернулась загоревшая, пышущая здоровьем, светящаяся счастьем. Я увидел их обоих в июне. После обеда Фабер увлек меня в свой кабинет.

– Ну, я пишу эту пьесу, – сказал он. – Все уже решено.

– Какую пьесу?

– Какую пьесу! Да ту, которую мы с вами обсуждали, которая начинается сценой между мной и вами по поводу Одетты… Название будет «Жертва»… Первый акт уже написан, впрочем, сделать это было легко. Сама жизнь дала мне почти все.

– Сама жизнь? Это же опасно… Надеюсь, вы сделали необходимые перемены?

– Естественно… Я свое ремесло знаю… Перемена совершается инстинктивно… Героя, то есть себя, я превратил в художника донжуановского типа, а вас – в пьесе вы носите имя Бернар – в человека сентиментального…

– В чем же здесь перемена? Вы и есть донжуан, а я сентиментален…