Илья Земцов - Суждено выжить

В пять часов утра въехали на Московскую окружную дорогу. На одной из сортировочных станций получили горячий хлеб, боеприпасы. Напоили лошадей из московского водопровода и снова в путь. Выехали на прямую магистраль Москва-Ленинград. Навстречу нам побежали телефонные столбы, леса, поля, разъезды и полустанки, где нас ожидали встречные составы с обгорелыми остовами вагонов и разбитыми площадками платформ, до отказа заполненными беженцами – женщинами с детьми, стариками и подростками. Показались первые предвестники войны. На коротких остановках люди подходили к нашему составу, просили хлеба. На вопросы солдат: «Как там?» отвечали все как один: «Доедете – увидите».

Погода с самого утра хмурилась, и вот пошел мелкий летний теплый дождь. Он по-северному моросил. Тяжелые кучевые, вперемежку с перистыми облака медленно ползли по небу. В такую погоду хорошо спится. Москва была далеко позади, ехали уже 4 часа по прямой Октябрьской железной дороге. Завтрак разносили с большим опозданием. Наполненные кашей термосы принесли в вагоны на пятиминутной стоянке на небольшом полустанке. Снова поезд плавно набирал скорость. В офицерском вагоне повар в белом халате перетаскивал из купе в купе термос. Нараспев, по-вятски, говорил: «Вкусная горячая каша, покушайте, пожалуйста».

В это время по вагону ударила пулеметная очередь. Несколько человек застонали. Раздались три взрыва бомб с небольшим промежутком времени. Поезд затормозил, скрипя чугуном о чугун. Люди на ходу выскакивали из вагонов. На платформе в центре состава, загруженном 45-миллиметровыми пушками, стояли два спаренных четырехствольных зенитных пулемета. Пулеметчики приняли самолеты за свои. Неопытные, плохо проинструктированные люди за доверие расплатились жизнью. Оба расчета были уничтожены. У пулеметов лежали двое убитых и двое тяжелораненых, не сделав ни одного выстрела. Два "Юнкерса" развернулись и снова пошли на наш эшелон. Люди в панике побежали дальше от состава. Мы одновременно трое влезли на платформу, пулеметы находились в боевой готовности. Секунды – и стволы пулемета легли в направлении идущего на состав "Юнкерса", он был на мушке. Последовала длинная очередь из четырех стволов. Соседний пулемет поддерживал. Фашист не выдержал, повернул и ушел в сторону. Следом за ним пошел другой. Мы уже более уверенно, прицельно били по нему. Латунные оболочки пуль, наполненные свинцом, ударялись в фюзеляж самолета, в кабину летчика, сплющивались и бились на мелкие части, не причиняя вреда. Летчик не выдержал, свернул в сторону, направился к бежавшим по полю красноармейцам. Строчил из пулемета длинными очередями, бросал бомбы. В ответ была частая винтовочная стрельба. Самолеты скрылись в облаках. Рядом со мной у пулемета стоял лейтенант Пеликанов. Я с удивлением произнес: «Какими судьбами? Где твои джигиты и кони?» Пеликанов ехал со своим взводом, в офицерском вагоне не появлялся. «Все на своих местах, – ответил он. – Вот наглецы. Два самолета зашли так далеко в наш тыл. Где же наши? Почему их не призовут к порядку?» – с возмущением не говорил, а кричал он.

Для сбора людей в вагоны сам концертмейстер музвзвода так усердно дул в блестящую трубу, звуки его были слышны на несколько километров. Люди собирались медленно, с неохотой лезли в вагоны. Шуток не было слышно. Не доезжая 500 километров до фронта, фашист показал свои острые зубы. Убит машинист паровоза, кочегар ранен. Подмена тут же найдена. Поезд медленно тронулся. Через 15 минут остановка на полустанке. Из вагонов выносили убитых, укладывая их на мокрую лужайку в один ряд. Моросил дождь. Убитых было 15, раненых – 52. Тяжело был ранен командир 3 батальона, капитан Широков. Пуля навылет пробила ему грудную клетку. Он тяжело, с хрипом дышал. Влажный воздух наполнился запахом крови и мяса. Люди с содроганием сердца смотрели на первые жертвы. У многих на глазах появились слезы, сожалели об убитом друге, односельчанине и так далее.

Меня пригласил командир полка. В купе находились начальник штаба и комиссар. Командир полка объявил мне благодарность за отражение немецких самолетов. Без предисловия сказал: «Назначаю вас командиром третьего батальона». В душе я был рад, но свою радость показывать было неуместно. Насколько было возможно, сделал недовольный вид и попытался отказаться. «Товарищ полковник, я вчерашний сержант, военного образования не имею. За три с половиной месяца меня высоко подняли от сержанта до старшего лейтенанта. От командира отделения – до командира батальона. Не слишком ли много для меня?» «Но вы же уже командовали батальоном?» – перебил меня полковник. «Да, командовал, но это была другая обстановка. Не было офицерских кадров. Сейчас у вас и без меня достаточно высокообразованных кадров». Мой лепет, по-видимому, не понравился комиссару. Он грубо обрезал меня: «Вы поняли приказ командира полка?» «Так точно!» – ответил я. «Выполняйте!» «Есть выполнять!» – вытянулся я. «А сейчас садись. Говоришь, быстро идешь по служебной лестнице? Мы после первого боя будем писать представление о присвоении всем очередных званий. Ты уже показал себя, заносим тебя первым в список. Сейчас принимай батальон, ознакомься с личным составом».