В пять часов утра я проснулся. Снился какой-то кошмар. Во сне меня преследовали немцы, стреляли. За мной гнались собаки, танки. Затем немцы превратились в волков. Кошкин бил волков дубиной. Волки кинулись на меня. Я не мог сопротивляться. Мои руки и ноги отказывались слушаться. Кошкин еще спал. Я вылез из-под плащ-палатки. Утренняя лесная свежесть заставила меня согреваться. В небе стоял гул. Сотни немецких самолетов шли на северо-восток. Им никто не мешал. Они шли четким строем, уверенно, как на парад. Сколько смертей несут они ни в чем не повинным людям! Где же наши соколы? Где же наши зенитчики?
Занимаясь физкультурой, я подошел к лежащему немцу. Он скулил как загнанная собака. Кто-то из часовых его ночью перевязывал, и кисти рук сильно перетянул веревкой, кровь не поступала. Пальцы посинели и не работали. Я с большим трудом развязал тонкую веревку. Заставил санитара сделать массаж. Кисти рук приняли прежний вид. Немец благодарил меня не только словами, но и взглядом.
«Подъем, – раздался голос дежурного. – Утренний туалет 15 минут. Завтрака нет». Люди с посеревшими лицами становились в строй. Четко выполняли команды младших командиров. Молча шли навстречу второму ужасному дню войны.
Стояло прохладное утро. Дул свежий западный ветер. Солнце временами выглядывало из-за низко плывущих облаков, своими живительными лучами освещало лес, поля и снова пряталось.
В девять часов утра мы вышли в расположение воинской части, еще не участвовавшей в боях. Нас остановили и задержали. Через 15 минут появился полковник в сопровождении группы офицеров. «Кто старший?» – спросил полковник. Мы с Кошкиным подошли к нему. Степан доложил, что мы, два взвода, пробираемся на место. Остальные – примкнувшие к нам по пути расположения нашей бригады. Полковник выслушал Кошкина и представился нам. Сказал, что он командир полка и зачисляет нас всех в свой полк. Таково указание командующего. В нашу бригаду он пообещал сообщить об этом. Немца-провокатора сдали в особый отдел. Он дал очень ценные сведения, за что полковник поблагодарил нас с Кошкиным.
Наших людей накормили, выдали нам сухой паек на трое суток, обеспечили по потребности боеприпасами, патронами и гранатами. Связь полка была налажена со штабом дивизии и штабом армии. В штаб полка часто прибегали дежурные, звонили телефоны. Радисты выбивали морзянку. Комиссар полка лично провел политинформацию с нашим пополнением. Он рассказал нам, что вчера в четыре часа утра немцы внезапно, без объявления войны напали на нашу Родину. Днем по радио выступал Вячеслав Михайлович Молотов. Сказал, что в стране объявлена всеобщая мобилизация. Закончил словами «Смерть фашистским оккупантам».
В 11 часов полк со всем скарбом: большим обозом, артиллерией – тронулся в путь. Полку была поставлена задача: пересечь шоссейную дорогу в районе Таураге и выгнать оттуда немцев. В 14 часов полк подошел к шоссе. По нему беспрерывным потоком шли тягачи с тяжелыми пушками, автомашины, закрытые брезентом, набитые солдатами, и обозы.
Над шоссе патрулировали немецкие самолеты. Наш батальон с криками "Ура! " ринулся на дорогу. Закидали гранатами автомашины. Немцы в ужасе с диким воем бежали по шоссе. Все перемешалось: опрокинутые автомашины и повозки, убитые люди и лошади загромоздили проезжую часть. Красноармейцы стреляли в немцев в упор, кололи их штыками, били прикладами. Шоссе мгновенно было освобождено на протяжении более 3 километров. На этом надо было закончить и уйти в лес. Увлеченный легкой победой и паникой немцев полк двинулся навстречу потоку немецкого транспорта. Для прикрытия пехоты наши артиллеристы на обочине поставили пушки, свои и трофейные. Действовали четко, как на учениях. Пехота быстро продвигалась по шоссе. У немцев была паника, они побросали автомашины, развернули лошадей и стали удирать. Артиллеристы попробовали немецкие пушки. Снаряды с воем летели через наши головы и рвались где-то далеко.
Кошкину было приказано принять нашу роту. Командир роты оказался тяжело ранен. Прием был короткий. Объявили всему личному составу, что приступил к исполнению обязанностей командира роты Степан Кошкин. Как друга я первый поздравил Степана с повышением и назначением командиром роты. Пожелал ему при взятии Берлина быть командиром батальона. Кошкин обнял меня и попытался поцеловать. «Что я тебе невеста или девка!» – вспылил я. «Не сердись, Илья, – сказал Кошкин. – Жизнь наша во власти войны, во власти стихии. Может оборваться в любое время». Он обернулся и показал на убитых. «Они жили, дышали, думали несколько минут назад. Они смеялись, радовались письмам из дома, ждали конца службы два дня назад. Мечтали увидеть родителей, любимых девушек, думали о будущей жизни. Сейчас им ничего не нужно. Если только три аршина земли». «Да! – ответил я. – Они превращены в безжизненную материю. Материя не исчезает, не умирает. Она только видоизменяется. Мне кажется, если меня убьют, я обязательно проснусь через десять или даже сто лет, но жить снова буду. Человек не может бесследно исчезнуть из жизни. Его разум, его сознание образовалось в течение длительной эволюции, из особой высшей материи, которая не может исчезнуть бесследно. Она обязательно должна где-то проявиться или появиться снова». «Илья, ты в трудные минуты Бога вспомнил, – сказал Кошкин. – Если убьют меня или тебя, считай, нас нет и уже никогда не будет. Мы превратимся в прах, в землю, которая нас и создала».
Читать дальше