Конкордия Антарова - Две жизни. Часть 2

– Служа ей, я служила бы вам. Служа вам, я искупила бы грех перед Анандой и вернулась бы к нему.

Долго, долго смотрел на Дорию Флорентиец. Так долго, что у женщины участилось дыхание. Точно до самых глубин ее души проникал его взгляд и читал в ней не только ее теперешнее состояние, но и всю ее будущую жизнь и возможности. Наконец он встал, улыбнулся и сказал ей:

– Слово твое сейчас – твоя подпись в веках. Я даю тебе свою подпись под твоим новым обещанием. Дитя, за которым я поручаю тебе уход, – это надежда не только моя, но и многих. Я не знаю, насколько великодушна будет она вначале к тебе, и будет ли вообще.

– Я буду великодушна к ней. Благословите меня, Флорентиец, я думаю, что больше не поскользнусь, под какой бы личиной ни стремилось проникнуть в меня зло.

Дория опустилась на колени, прижала к губам дивную руку Флорентийца, который положил ей на голову свою вторую руку.

– Пойдем, она ждет, – сказал Флорентиец, поднимая Дорию.

Дория отерла влажные глаза и казалась удивленной.

– Да, это здесь, в моем доме, и тебе никуда уезжать не надо.

– Какое счастье! – радостно воскликнула Дория.

Флорентиец направился к выходу и, оглянувшись в дверях, сказал ей, улыбаясь:

– Привыкай к роли служанки-горничной и учись ходить позади своих госпожи и господина.

Войдя к Наль, он подвел к ней Дорию и сказал:

– Вот горничная, что я тебе обещал, дочь. Ее зовут Дория.

– О, какое красивое имя, не менее красивое, чем вы сами, – подымаясь с дивана и положив руку на плечо Дории, сказала Наль.

Дория поднесла к губам руку своей новой хозяйки и сказала, что будет стараться служить ей всей верностью, как только сумеет.

– О, Дория, как огорчили вы меня. Зачем вы поцеловали мне руку? Я возвращаю вам поцелуй, – и, раньше, чем кто-либо успел опомниться, Наль поцеловала руку сконфуженной Дории.

– Я не знаю света, Дория. Но дядя Али научил меня понимать, что нет в жизни слуг и господ, а есть люди, цвет крови которых одинаково красен. Не слугой вы будете мне, но другом, наставницей в тысяче новых для меня вещей, которых я не знаю. Отец, я уже успела осмотреть комнаты, которые вы отвели мне. Куда мне столько комнат? Можно Дории жить в прелестной угловой комнате, выходящей в сад? Я бы так хотела, чтобы ей было легко и весело со мною.

– Ты маленькая хозяйка и своих комнат, и Дории. Поступай, как хочешь. Боюсь, что своим восточным очарованием ты не только меня с Николаем, но и весь дом скоро заберешь в плен, – шутил Флорентиец. – Но времени теперь не теряй. Готовься и приходи завтракать по звуку гонга. Он дается за четверть часа до каждой еды.

С этими словами хозяин дома ушел, уводя с собой Николая.

– Дория, друг. Я совсем ничего не умею делать и не знаю, что в этих сундуках. Они открыты, но что выбрать, чтобы нарядно и подходяще к случаю одеться по вашим правилам, я не понимаю.

– Не беспокойтесь, графиня, ванна уже готова, я усажу вас в нее и вернусь выбрать подходящие туалеты. Вы наденете тот из них, который вам больше понравится. Если же не понравится ни один, вы примиритесь с ним пока, а потом мы поедем в город и купим все, что будет нужно.

– Дория, у нас не принято, чтобы девушки звали свою хозяйку иначе как по имени. Прошу вас, когда мы одни, зовите меня Наль, как делается в нашей стране. Если же по требованию здешних приличий надо меня величать титулом, то делайте так только на людях.

По выходе из ванны, освеженная, прекрасная, точно весенний цветок, Наль с восторгом ребенка рассматривала приготовленные ей Дорией три платья.

– Эти все годны для завтрака, – сказала горничная, усаживая свою госпожу перед большим зеркалом. – Господи, как вы прекрасны, – сказала она, распуская ее роскошные волосы.

Кто-то постучал в дверь, и подошедшей Дории восточный слуга сунул в руки узелок, завязанный в чудесный персидский шелковый платок.

– Для Наль, – сказал он и ушел.

Наль развернула узелок, и оттуда выпали две косы, перевитые жемчугом, с драгоценными накосниками на концах, отрезанные ею в комнате капитана Т. в день бегства из К. Там же было и роскошное покрывало.

– Что это? Это точь-в-точь ваши вьющиеся волосы.

– Они самые и есть. На них не налезала шляпа, да они и выдали бы меня своей длиной. Даже у нас, где много женщин с хорошими волосами, мои косы до полу всех удивляли. Вот я их и отрезала, – спокойно беря косы, ответила Наль.

– И вам не жаль было лишить себя такой исключительной красоты?

– Ах, Дория. Красота – это так условно. До сегодняшнего дня я думала, что мой муж красивее всех на свете. А сегодня поняла, что красота может быть еще и божественно прекрасна.