Конкордия Антарова - Две жизни. Часть 2

– Я хотел сделать невесте маленький сюрприз к завтрашнему дню, – приветливо сказал пастор. – Любой девушке должно быть скучно венчаться в окружении одних мужчин. Я так много наговорил о юной невесте моей жене и дочерям, что они решили немедленно обновить свои белые платья и быть вам завтра подружками на венчании. А жена будет посаженной матерью, как полагается по здешним обычаям. Но сейчас, лорд Бенедикт, узнав о вашей любезности, свойственной только истинно высокой культуре, мои дочери и жена не желают пропустить случая познакомиться заранее с вами и вашей дочерью. Слышите, какое там нетерпеливое ожидание? Если вы ничего не имеете против, я их позову, – глядя на Наль, сказал пастор.

– О, как вы добры, вы верно поняли мою маленькую детскую печаль, что ни одной женщины не будет на моей свадьбе. Если можно, разрешите нам познакомиться скорее.

Пастор открыл дверь, за нею стояли три женские фигуры с цветами в руках. Старшей женщине было лет сорок; она была полноватой, с ярко-рыжими волосами, большими черными глазами и резкими черными бровями, словно вырисованными на белой коже высокого лба. Разделенные на пробор волнистые волосы, свитые у шеи в тугие косы, были огромны. Женщина была еще молода и очень красива.

– Леди Катарина Уодсворд, – сказал пастор, подводя ее к Наль. – Моя жена венецианка, – прибавил он, обращаясь ко всем. – А это вот – первый номер, мисс Дженни Уодсворд, как видите, не просто вся в мамашу, но прямо-таки точная ее копия. Это – номер второй, мисс Алиса Уодсворд, вся в папашу, не имеющая возможности претендовать на венецианское происхождение, судя по цвету своих волос.

Девушки и мать отшучивались, пока пастор рассказывал всем о том, как им хотелось познакомиться с невестой. Пастор сказал, что его младшая дочь даже решила пойти посмотреть хотя бы дом невесты и оставить ей в подарок букет цветов из своего сада.

– О, папа, – заразительно засмеялась девушка, – ты приехал таким влюбленным в заморскую красавицу, что поневоле всех нас взбудоражил. Но я согласна, что предмет твоего восторга еще очаровательнее, чем это можно было представить по твоим словам.

Если Наль была восточной красавицей, чьей красоте невозможно было не изумляться, если Дженни нельзя было не заметить из-за ее их медных волос и темных бровей и черных блестящих глаз, контрастирующих с алебастровой кожей и алыми губами, то Алису нужно было рассмотреть, чтобы оценить ее красоту. Ее пепельные, слегка с золотом, красиво вьющиеся волосы, не такие густые, как у матери и сестры, но зато легкие, играли, как ореол вокруг лица, и выбивались у висков и шеи. У нее были темно-синие, как южное небо, чуть выпуклые глаза, как у ее отца. Какая-то особенная искренность, чистота во всем облике, живость манер и грация делали ее удивительно обаятельной. От нее веяло любовью и миром, она казалась центром, объединяющим всю семью. Доброта Алисы покоряла каждого. Пасторша и ее старшая дочь, сердечно приветствуя Наль и ее спутников, все же походили на светских дам, радушно принимающих приятных, но чужих людей. Алиса же сразу обняла Наль, восхищаясь ее красотой и совершенно не сознавая красоты своей собственной. По-детски всплеснув руками, она сказала:

– Папа был прав. Он говорил, что Сандра не нашел красок описать вас.

– Но Сандра, кажется, что-то говорил и о нас, – раздался голос Флорентийца за спиной у Алисы. – А вы на нас и поглядеть не хотите, мисс Алиса, – с неподражаемым юмором произнес лорд Бенедикт, поклонившись девушке, и представил ей Николая.

Девушка, почти ребенок, как и Наль, смутилась, покраснела и, взглянув на Флорентийца, низко присела в реверансе.

– Я не могу понять, кто же из вас отец, а кто жених. Вы оба женихи, по-моему, – робко сказала она.

– Не знаю, для кого из нас ваши слова являются комплиментом, но мы оба благодарим вас за него, – под общий смех ответил Флорентиец.

– Не откажите выпить с нами чашку чая, – предложила хозяйка. – У нас, по старинному обычаю, чай пьют в столовой, а не в гостиной.

Алиса снова подошла к Наль, предлагая ей снять шляпу, что та охотно сделала и стала выглядеть еще красивее. Флорентиец сел рядом с Алисой и спросил ее, не ей ли принадлежит инициатива быть подружками его дочери на завтрашней свадьбе.

– Нет, папе. Как, впрочем, и все самое высокое и благородное, что выходит из нашего дома, всегда принадлежит ему.

– У вас как бы две партии в доме: вы и папа, ваша сестра и мама?

– Это верно до некоторой степени, потому что мы все очень дружны. Каждый живет, как ему хочется, и никогда мы не расходились во мнениях так, чтобы быть недовольными друг другом. Я думаю, вы очень хорошо понимаете меня. Вы тоже с вашей дочерью ни в чем не схожи. Но представить себе, что вы могли бы быть друг другом недовольны, невозможно.