– Моя племянница Элизабет Хайндорф. Господин Шрамм, наш дорогой друг, – представила их госпожа Хайндорф.
Два синих глаза взглянули в лицо Фрица, и узкая рука легла в его руку.
– Я немного опоздал, – извинился Фриц.
– Вас легко понять. Когда кругом так красиво, совсем не хочется общаться.
– И все же – в такие минуты тоже тянет к людям.
– По сути – к человеку, которого и на свете-то нет.
– Может быть, к человечеству в этом одном человеке.
– К чему-то безымянному…
– Наша самая светлая тоска никогда не имеет имени…
– Это причиняет такую боль…
– Только в самом начале… Позже, когда все уже знаешь, научаешься быть скромнее. Жизнь – это чудо, но чудес она не творит.
– О нет, творит! – Глаза Элизабет сияли.
Фрица тронула ее горячность. Он вспомнил свою юность, когда он с той же искренностью произносил те же самые слова. И ощутил горячее желание сделать так, чтобы этому прелестному существу не сломали его веру в чудо.
– Верите ли вы, что в жизни бывают чудеса, милая барышня?
– О да!
– Сохраните эту веру! Несмотря ни на что! Вопреки всему! Она справедлива! Не хотите ли сесть рядом?
Фриц подвинул для нее кресло. Элизабет уселась.
– А вы, господин Шрамм, верите в чудо?
Фриц несколько секунд молча смотрел на нее. Потом сказал четко и ясно:
– Да!
Госпожа Хайндорф подала знак слуге. Тот принес на подносе сигары, сигареты и ликер.
– Можете курить, господин Шрамм, – кивнула она Фрицу.
– Это моя слабость, – сказал Фриц и взял сигарету.
– Пауль, принесите и мне сигарету! – крикнула советница.
– Сигару… – тихонько шепнул слуге Фриц. Тот ухмыльнулся и подал советнице коробку черных гавайских сигар.
– Может, вы принесете мне еще и трубку? – возмущенно фыркнула та.
Увидев, что Фриц засмеялся, она уловила заговор между ними и погрозила пальцем.
– Вы тоже курите? – спросил Фриц у Элизабет.
– Нет, я не люблю, когда женщины курят.
– Вы правы. Не каждой женщине это идет. Вам лично совсем не пойдет!
– Что он говорит? – воскликнула советница, заподозрив еще одну шпильку в свой адрес.
– Мы говорили о курящих женщинах…
– Ну, вы, художник, вряд ли отличаетесь узостью взглядов.
– Верно, но я смотрю на это с художественной точки зрения.
– Как это?
– Разные бывают курильщики.
– Но в любом случае они окружают себя дымовой завесой, то есть наводят туману, – улыбнулась хозяйка дома.
Тут уж засмеялась и советница:
– Потому-то мужчины и курят так много, не правда ли, господин Шрамм?
– Конечно. У мужчин курение – потребность, а у женщин – кокетство!
– Ах, вот как! Вы считаете, что сигарета не доставляет нам никакого удовольствия? Что мы не способны ощутить ее вкус?
– Этого я не думаю. Но женщина может к чему угодно привыкнуть и от чего угодно отвыкнуть, если полагает, что это ей идет или нет.
– Значит, курение мне идет, – иронично улыбнувшись, заметила советница.
– Я сказал: если она полагает! Это еще не значит, что так оно и есть.
– О, маэстро, как вы жестоки.
– Вы, сударыня, находитесь над схваткой. Ведь причина курения у женщин уже указывает, какой женщине можно курить. Именно той, которая кокетничает.
– Вот и отлично, – усмехнулась советница и жадно затянулась.
– Женщина ангельского типа с сигаретой во рту смотрится неэстетично. А демонический тип может благодаря сигарете выглядеть весьма обольстительно. И вообще – черноглазой брюнетке курение идет больше, чем светловолосой. Женщины инстинктивно чувствуют это. Вот почему на юге гораздо больше заядлых курильщиц.
– Я этого не люблю, – заметила Элизабет.
Сквозь открытое окно издалека донеслось пение.
Разговор перешел на обыденные темы. Фриц в задумчивости откинулся на спинку кресла, окутавшись колечками голубоватого дыма. Он думал о своей неоконченной картине, стоявшей на мольберте. Она должна была называться «Спасение» и изображать сломленного горем мужчину и девушку, нежно гладящую его по волосам. Для мужчины он уже нашел натурщика. И теперь ожидал, когда счастливый случай поможет ему подобрать модель для девушки. Она должна быть воздушной и очень доброй. Но пока ничего определенного не встретилось. Руки ее должны излучать свет, доброту и радость. Погруженный в свои мысли, Фриц взглянул в сторону Элизабет. Вот кто мог бы стать этой светоносицей, полной тихой сдержанной силы. Ее тонкий, нежный профиль на фоне темного гобелена напоминал добрую сказку Эйхендорфа [2] Йозеф Эйхендорф (1788–1857) – немецкий писатель-романтик. – Примеч. ред.
.
Читать дальше