Петер Хандке - Женщина-левша. Нет желаний – нет счастья. Дон Жуан

Молодая женщина пришла из кухни с серебряным подносом, на котором стояла рюмка водки, но мужа и сына в комнате уже не было. Она пошла по коридору, заглядывая в комнаты, расположенные, точно камеры, справа и слева от прохода. Открыла дверь в ванную, где Бруно, сидя неподвижно на краю ванны, наблюдал за тем, как сын, уже в пижаме, чистит зубы. Мальчуган закатал рукава, чтобы в них не залилась вода, и старательно облизывал открытый тюбик зубной пасты – у детской пасты был привкус малины; затем, встав на цыпочки, положил пасту и щетку на полку.

Бруно взял рюмку с подноса и спросил:

– А ты не выпьешь? У тебя есть какие-то планы на сегодняшнюю ночь?

Она:

– Разве я не такая, как обычно?

Бруно:

– Как всегда, не такая.

Она:

– Как это понимать?

Бруно:

– Ты принадлежишь к тем немногим людям, перед которыми не ощущаешь страха. Кроме того, ты такая женщина, перед которой не надо ничего разыгрывать.

Он легонько шлепнул мальчугана, и тот вышел из ванной.

В комнате, когда они с Бруно убирали раскиданные за день детские игры, Бруно вдруг поднялся и сказал:

– У меня все еще гудит в ушах после полета. Пойдем в ресторан, поужинаем по-праздничному. У нас здесь слишком домашняя атмосфера, даже какая-то удручающе-зловещая. Надень, пожалуйста, платье с глубоким вырезом.

Она, еще сидя на корточках и убирая, спросила:

– А что наденешь ты?

Бруно:

– Я пойду не переодеваясь: ведь мы так всегда делали. А галстук возьму у швейцара. Не хочешь ли ты, как и я, пройтись пешком?

Они вошли в сопровождении кривоногого кельнера – Бруно еще поправлял чужой галстук – в пышный и благодаря очень высоким потолкам казавшийся чуть ли не дворцовым зал ресторана, расположенного поблизости и в этот вечер полупустого. Кельнер пододвинул им стулья, так что им оставалось только сесть. Они одновременно развернули салфетки, рассмеялись.

Бруно не только съел все, что было на тарелке, но и дочиста вытер ее кусочком белого хлеба. После чего, держа в руке рюмку кальвадоса, сверкавшего в свете люстр, и разглядывая его, сказал:

– Сегодня мне просто необходимо было, чтобы меня так обслужили. Какое при этом возникает ощущение защищенности! Ощущение микровечности.

Кельнер неподвижно стоял в глубине зала, а Бруно продолжал говорить:

– В самолете я читал английский роман. Там есть эпизод со слугой, когда его готовность услужить, не теряя чувства собственного достоинства, вызывает у героя восхищение своей красотой, сформировавшейся в тысячелетнем служении аристократии. Быть объектом этого гордого, исполненного почтительности труда слуг – вот что примиряло его, пусть хоть в краткие часы чаепития, не только с самим собой, но, как ни странно, со всем родом человеческим.

Она отвернулась; Бруно окликнул ее, она обернулась, не глядя на него.

Бруно сказал:

– Сегодня мы проведем ночь в отеле. Стефан знает, где мы. Я положил ему номер телефона рядом с кроватью.

Она опустила глаза, Бруно кивнул кельнеру, который тут же к нему нагнулся.

– Мне нужна комната на сегодняшнюю ночь. Понимаете, мы с женой хотим заняться любовью, сейчас же.

Кельнер взглянул на них и улыбнулся, но не заговорщически, а скорее участливо.

– Сейчас, правда, в городе ярмарка, но я узнаю. – У двери он еще раз обернулся и сказал: – Я сейчас вернусь.

Они остались одни в зале, где на всех столах еще горели свечи; с гирлянд из еловых веток бесшумно падали иголки; на стенах, по гобеленам с охотничьими сценами, двигались тени. Молодая женщина долгим взглядом посмотрела на Бруно. Хотя она была вполне серьезна, лицо ее заметно светилось.

Кельнер вернулся и, делая вид, что запыхался, сказал:

– Вот ключ от башенной комнаты. Там ночевали государственные деятели. Надеюсь, это вам не помеха?

Бруно покачал головой, а кельнер без всякого намека добавил:

– Желаю вам приятной ночи. Надеюсь, башенные часы вам не помешают; большая стрелка, знаете ли, каждую минуту сипит.

Бруно, отпирая дверь, спокойно сказал:

– Нынче вечером мне кажется, будто исполнилось все, чего я когда-либо желал. Будто я могу с помощью волшебных чар переноситься из одной обители блаженства в другую, без проволочек. Я ощущаю в себе этакую волшебную силу, Марианна. И ты мне нужна. И я счастлив. Все во мне гудит от счастья.

Он удивленно улыбнулся ей. Они вошли в комнату и поскорее зажгли везде свет, даже в прихожей и ванной.

Как только забрезжил рассвет, она проснулась. Посмотрела в окно, чуть приоткрытое, с поднятыми шторами; в комнату просачивался зимний туман. Стрелка башенных часов щелкнула. Повернувшись к Бруно, который спал рядом, она сказала: