Энн Тайлер - Уроки дыхания

– И в конце концов, вы же любите друг друга, так? Разве не любите?

– Да, но, может быть, если мы поженимся, он начнет корить меня, – сказала Фиона. – Он же лидер группы! После того как он прославится, ему, наверное, захочется съездить в Англию или в Австралию. Пока что его группа как раз начала зарабатывать небольшие, но все-таки деньги. И где мы будем жить? Как с этим-то быть?

– Для начала поживете у нас, – сказала Мэгги. – А в ноябре переедете на квартиру, которую Джесси нашел в Ваверли. У него все продумано.

Фиона смотрела на улицу.

– Если бы я осталась в клинике, все уже закончилось бы, – помолчав с минуту, сказала она.

– Ах, Фиона. Прошу тебя. Скажи мне, что я ничего не испортила! – попросила Мэгги. И оглянулась посмотреть, не идет ли Джесси. Что его так задерживает? Не может же она вечно сидеть тут и утешать Фиону. «Подожди немного», – сказала она, вставая, и торопливо вошла в дом. «Джесси!» Однако он не ответил, зато Мэгги услышала, как в душе льется вода. Даже если в доме пожар начнется, подумала она, этот мальчишка первым делом полезет под душ. Она взбежала наверх, пару раз ударила кулаком в дверь ванной комнаты. «Ты скоро, Джесси?»

Он выключил воду и спросил:

– Что?

– Выходи, говорю!

Ответа не было. Впрочем, Мэгги услышала, как заскрежетали кольца душевой занавески.

Она вошла в его комнату, подняла обе шторы. Ей хотелось найти книгу доктора Спока. Книга стала бы свидетельством в пользу Джесси и, во всяком случае, позволила бы дотянуть разговор до его появления. Однако отыскать ее Мэгги не смогла – везде только грязная одежда, картонные коробки из-под картошки фри, вынутые из конвертов пластинки. Ладно, а где чертежи колыбельки? Что они собой представляют – синьки? Их тоже нигде не видно. Хотя, конечно, он отнес синьки в подвал, туда, где Айра держит свои инструменты. Мэгги сбежала вниз, крикнула, минуя дверь на веранду: «Уже идет!» (Ей совсем не трудно было вообразить, как Фиона встает и уходит.) Кухня, узкая деревянная лестница вниз, верстак Айры. И здесь никаких чертежей не видно. Инструменты развешены по деревянному щиту, каждый перед своим цветным очертанием – верный признак того, что Джесси к ним и близко не подходил. На верстаке два квадратика наждачной бумаги и связка скрепленных круглой резинкой деревянных реек, предназначенных для бельевой сушилки, которую Айра обещал поставить в углу задней веранды. Мэгги схватила их, торопливо поднялась из подвала.

– Смотри, – сказала она, распахнув сетчатую дверь на веранду. – Колыбелька Джесси.

Фиона спустила очки на кончик носа, приняла рейки, осмотрела их.

– Колыбелька? – с сомнением спросила она.

– У нее должны быть такие… стоечки, это как раз они, – сказала Мэгги. – Колыбелька в старинном стиле.

Можно было подумать, что на рейках написаны какие-то слова, так усердно изучала их Фиона.

Затем на веранду вышел пахнущий шампунем Джесси. Волосы влажные, нечесаные, но кожа просто светится. Он спросил:

– Фиона? Ты ведь еще ничего не сделала?

Она подняла к нему лицо и, держа рейки, как королевский скипетр, ответила:

– Ладно, Джесси, если ты хочешь. Наверное, мы можем пожениться, если тебе хочется.

Джесси обнял Фиону, положил голову ей на плечо, и что-то в этой картине – его темная голова рядом с ее светлой – напомнило Мэгги о том, какой она еще до замужества рисовала себе семейную жизнь. Далеко не той, что сложилась у нее. Мэгги думала тогда, что брак гораздо сильнее изменяет людей – две противоположности сходятся, чуть ли не с грохотом и треском. Она полагала, что, когда выйдет замуж, все ее проблемы точно рукой снимет, – вот так, собираясь в отпуск, ты оставляешь неразрешенными несколько запутанных задач, да еще и с легкостью, как будто никогда не вернешься назад и не столкнешься с ними снова. Ошибалась, разумеется. Однако, глядя в те мгновения на Джесси и Фиону, Мэгги почти поверила в справедливость своих давних представлений. Она ушла в дом, тихо закрыла за собой сетчатую дверь и решила, что все кончится хорошо.

Свадьбу сыграли в Картуиле, в гостиной дома миссис Стакки. Присутствовали только родственники. Айра был мрачен и молчалив, мать Мэгги сидела, оцепенев от гнева, отец выглядел сбитым с толку. Положенное праздничное настроение демонстрировала лишь миссис Стакки. Она была в вельветовом брючном костюме цвета фуксии с приколотым к корсажу большим, как ее голова, букетом и перед церемонией рассказывала всем, как ей жаль, что мистер Стакки не дожил до этого дня, а больше ей жалеть не о чем. Хотя, возможно, он и здесь – в виде духа; и следом она некоторое время излагала свою личную теорию призраков. (Они были завершениями того, что собирались, да не успели сделать умершие, завершением их не исполненных планов, – это чем-то походило на то, как приходишь на кухню и не можешь вспомнить зачем, потому изображаешь движение, поворот запястья, скажем, и оно напоминает тебе, что ты пришла завернуть капающий кран. Так не возможно ли, что мистер Стакки сейчас здесь, в гостиной, он же мечтал когда-нибудь провести своих любимых дочерей по проходу церкви?) А следом миссис Стакки объявила, что, по ее мнению, брак дает человеку образование, которое ничем не хуже школьного, а может, даже и лучше. «Я и сама бросила школу, – сообщила она, – и ни разу в жизни об этом не пожалела». Сестра Фионы закатила глаза к потолку. Впрочем, эти воззрения миссис Стакки следовало приветствовать, поскольку восемнадцать лет Фионе должно было исполниться лишь в январе, и разрешение на брак она могла получить только с согласия родителей.