Симон Бельский - Последний человек - мировая классика постапокалиптики

– …Билл – вот оно; Билл Шофер. Это было его имя. Заметьте, попав в руки Шофера, она опускалась все ниже и ниже. Только после гибели всего человечества стало возможным, что я знал ее, смотрел ей в глаза, прикасался к ее руке – и, эх… любил ее, зная, что и она чувствует ко мне симпатию. У меня были основания думать, что она даже полюбила бы меня, ведь на свете не осталось никого, кроме Шофера. Почему, истребив восемь миллиардов человек, чума пощадила его?

Однажды, когда Шофер ушел на рыбную ловлю, она умоляла меня убить его. Со слезами на глазах она умоляла убить его. Но он был силен и жесток, и я не дерзнул. После этого я говорил с ним. Я предложил ему мою лошадь, пони, моих собак, все мое достояние, если он отдаст мне Весту. Но он рассмеялся мне в лицо и покачал головой. Он был очень оскорблен и прибавил: заметь он только, что я переглядываюсь с его женой, – и он свернет мне шею, а ей хорошо достанется. Что я мог сделать? Я не решался. Он был зверем. В первую ночь нашей встречи Веста и я вспоминали исчезнувший мир. Мы говорили об искусстве, книгах, поэзии. А Шофер слушал и ухмылялся и наконец сказал: «Эй, ты, женщина, сними-ка мои мокасины, да живо, я хочу, чтобы профессор Смит поглядел, как ты у меня вышколена!»

Я видел ее стиснутые зубы и краску возмущения, бросившуюся в лицо. Он приготовил кулак для удара, и у меня сжалось сердце. Я ничем не мог помочь ей. И я встал, чтобы не быть свидетелем нового унижения. Но Шофер засмеялся и пригрозил мне. И я сидел там, у костра, на берегу Темескальского озера, и видел Весту – Весту Ван-Варден, – на коленях снимавшую мокасины с этого гримасничающего волосатого человека-зверя.

…О, вы не понимаете, внуки мои. Вы ведь ничего не знаете и не можете этого понять.

– « Halter broke and bridle – wise» 3 3 Непереводимо (игра слов). По смыслу: «Поработала – теперь можешь и погулять, умница». , – таращил глаза Шофер, в то время как она заканчивала свою ужасную унизительную работу. – Шутка неудачна иногда, профессор, шутка неудачна; но хорошая пощечина делает ее кроткой, как овечка!

В другой раз он сказал: «Ну, нам надо начинать сначала: плодиться и наполнять землю. Вы остались за бортом. У вас нет жены, профессор, и мы в таком же положении, как в саду Эдема. Но я не горжусь. Я вам кое-что скажу, профессор». Он взял своего маленького годовалого ребенка. «Вот ваша жена, хотя вам придется подождать, пока она подрастет. Это здорово, не правда ли? Мы все здесь равны, а я сильнейшая жаба в болоте. Но я вовсе не заносчив. Я делаю вам честь, профессор Смит, очень большую честь помолвкой с моей дочерью – моей и Весты Ван-Варден. Не правда ли, жаль, что Ван-Варден не может видеть этого?»

Я жил три недели в бесконечных мучениях там, в палатке Шофера. И наконец однажды – или я ему надоел, или он боялся моего влияния на Весту – он сказал мне, что в прошлом году, бродя по холмам Контра-Коста к проливам Каркинез, он видел дым. Значит, остались еще другие человеческие существа на земле, а он скрывал от меня целых три недели это бесценное сведение. И я двинулся в путь со своими собаками и лошадьми через Контра-Коста к проливам. Я не увидел дыма на другой стороне, но в порту Коста нашел маленькую стальную баржу, на которую погрузил животных. Найдя кусок старого холста, я соорудил из него парус, и южный ветер погнал меня по проливу к развалинам Валледжо. Здесь, на окраине города, я нашел следы недавнего поселения. По двустворчатым пустым раковинам я понял, почему люди пришли на берег залива. Это было племя Санта-Розана, и я догнал их по следу вдоль старой железной дороги через солончаки к долине Сонома. Здесь, возле кирпичного завода в Тлэн-Эллен, я подошел к стоянке. Их было восемнадцать человек. Два старика: один из них Джонс, банкир, другой – Гаррисон, бывший ростовщик, взявший в жены служащую дома умалишенных в Напе. Из всех городов и деревень этой населенной долины она одна осталась в живых. Кроме них, здесь было трое молодых людей – Кардиф и Гэль, фермеры, и Уайт, чернорабочий. Все трое нашли себе жен. Блю, суровому невежественному фермеру, досталась Айседора – наиболее уважаемая женщина из оставшихся после чумы. Она была знаменитой мировой певицей, и чума застала ее в Сан-Франциско. Она долго рассказывала мне о своих приключениях, пока наконец ее не спас Гэль в Мендоцинском лесу. Ей ничего не оставалось делать, как стать его женой. Но Гэль был хороший парень, несмотря на свое невежество. В нем было развито чувство справедливости, и она с ним была куда счастливей, чем Веста с Шофером.