Евгений Маурин - Пастушка королевского двора

– Бедный Тибо! – пробормотала она. – Старикашка совсем ослаб! И надо же было мне закапризничать и отказаться остановиться в Мере! Я хотела доказать свое молодечество и неутомимость и… чуть не уморила моего старенького, верного Тибо! Господи, какой несчастный вид был у него, когда вчера его пришлось снимать с седла и на руках нести в комнату!

Ну да, наверное, сегодня он уже оправился и после обеда можно будет тронуться в путь!

Беатриса оглянулась по комнате и подошла к углу где в тянувшемся от пола до потолка борове виднелась небольшая дверка. Вчера, когда краснощекая Серафина отвела Беатрису в эту комнату, она на вопрос проезжей, каким образом позвать в случае нужды прислугу, указала на эту отдушину. Боров, видневшийся в углу, шел от кухонного очага, находившегося в нижней, общей, комнате гостиницы. Играл ли тут роль надочажный колпак или в самом канале борова была какая-нибудь случайная особенность, обусловливавшая акустически каприз, но только дымоход являлся отличной разговорной трубой: достаточно было открыть отдушину и погромче крикнуть в трубу, чтобы Серафина, вечно возившаяся у очага, услыхала призыв.

Теперь Беатриса убедилась, что боров действительно великолепно справляется со своей косвенной обязанностью, потому что стоило ей один раз крикнуть в отдушину: «Серафина», – как в ответ послышалось грубоватое: «Иду!» – и через несколько секунд лестница тяжело затрещала под массивными стопами высокой, плотной орлеанезки.

– Ну, что мой слуга? – озабоченно опросила Беатриса вошедшую.

– Ой, барышня, плох совсем старикашка! – ответила Серафина. – Вчера мы с хозяйкой его, словно малое дитя, уложили в постель, а сегодня он и двинуться не может! Уж утром хозяйка напоила его горячим вином с кореньями, и старичку…

– Стало лучше? Не сомневаюсь, потому что моему Тибо вино всегда помогает, даже… без кореньев! Но скажи, милая, он жаловался на что-либо? Или это – просто усталость?

– Надо полагать, что усталость и больше ничего! Да ведь и то сказать – в один день отмахать в седле почти пятнадцать лье! Да ведь это и солдату впору, а не то что такой молоденькой барышне со стариком! Ну, да старик-то крепенький, и достаточно ему будет отлежаться дня два…

– Дня два! – с ужасом подхватила Беатриса. – Милая Серафина, ты мне ужасно нравишься, но за эти слова я от души желаю… типун тебе на язык! Два дня, когда я рвусь вперед и хотела бы поехать сегодня же! Но ведь я высохну со скуки в этом ужасном гнезде!

– Напрасно обижаете, барышня, – с легкой обидой в голосе заметила Серафина, – Божанси – город, как город!

– Да что же я буду здесь делать? Есть здесь, по крайней мере, хоть на что посмотреть?

– Посмотреть? И смешная же вы, барышня! Словно Божанси – не город, а ярмарочный балаган! Чего у нас смотреть? Ну, церковь есть… дом себе мэр выстроил, знатный дом! Мост каменный есть на Луаре – очень старый; отец Бенедикт говорил как-то, что его, мост этот, еще до Рождества Христова выстроили. Ну, а делать что? Господи, да что благородной барышне такого особенного делать? В церковь сходите помолиться, погуляйте – у нас под городом очень хорошо, а хотите – у нас лодка есть, вас работник покатает.

– Покатает! – презрительно фыркнула Беатриса. – Уж если я захочу покататься, то поеду сама! Однако помоги мне одеться поскорее, милая Серафина, и я спущусь посмотреть на своего старичка; быть может ты окажешься неправой в своем злопророчествовании, и мне удастся гораздо раньше вырваться из божансийского пленения!

Спустившись к Тибо, помещенному в небольшой комнатке нижнего этажа, Беатриса должна была убедиться, что Серафина была отчасти права. Как заверил Тибо, двух дней ему для отдыха, конечно, не понадобится, но и сегодня он тоже встать с кровати и отправиться в путь не мог. Старик чувствовал себя совершенно разбитым, день полного отдыха был ему совершенно необходим, и Беатрисе предстояло провести целые сутки в этой глухой провинциальной норе.

– Ах, Тибо, Тибо! – с капризным отчаянием воскликнула барышня. – И надо же было тебе расклеиться, когда я так стремлюсь скорее вперед, вперед! Не мог ты свалиться в Париже?

– Что же делать, мамзелечка, – слабым, голосом ответил старый Тибо, вынянчивший Беатрису и души не чаявшей в ней, – говорил ведь я – «тише едешь, дальше будешь»! Вот и вышло по-моему!

– Да все бы ничего, – с досадой ответила девушка, – если бы только здесь не было так нестерпимо скучно! Целые сутки! Боже, чем их наполнить?