Композитный персонаж, в основном вдохновлённый женой Пикабиа Габриэль Бюффе (1881–1985, женаты 1909–1930), но также заимствующий черты и одной из его многочисленных пассий Жермены Эверлинг (они были вместе с 1917 по 1933 г.) – та «проявится» далее в ещё одном персонаже. Берта Бокаж, вместе с тем, является и альтер эго самого Пикабиа: её отличает схожее отношение к жизни, и он вкладывает в её уста откровения, которые предпочёл бы не делать от первого лица (см. ниже о её детской поделке).
Вставка: «за кулисами театров, в залах заседаний или в барах».
Весь абзац зачёркн.
Замена: «никаких сожалений, ревности или соперничества».
Фраза зачёркн.
Замена рукой Эверлинг: «где я вообще взяла».
Замена: «в уборную».
Следующие две страницы оригинальной машинописи (13 и 14) не найдены.
Рукой Эверлинг переставл. слова: «они настолько привыкли к былому запаху».
Вставка: «долгим молчанием, после чего добавила: мне надоели эти бесплодные разговоры».
Весь абзац зачёркн.
Автор отсылает к «Негритянскому балу», знаменитому в эпоху «безумных двадцатых» антильскому кабаре и джаз-клубу в квартале Монпарнас, завсегдатаем которого, наряду со многими тогдашними писателями и художниками, был Пикабиа.
Вставка Эверлинг: «возлежавших».
Отец Пикабиа был кубинцем из семьи знатных испанских эмигрантов.
Замена: «продуманно».
Вставка: «при условии, что раскрашиваешь их бессознательно».
Имеется в виду Жермен Нуво (1851–1920), франц. поэт, «духовный брат» Рембо – как и Рембо, заново открытый сюрреалистами; им в особенности восхищались Бретон и Арагон.
«Пикабиа было наплевать на всё, что не касалось его… Если он и спрашивал мнение друзей или знакомых, то лишь затем, чтобы затем его раскритиковать»: так говорил о Пикабиа поэт-сюрреалист Жак Барон (1905–1986).
Имеется в виду П. Сезанн.
Это «камешек в огород» психоанализа и увлекавшихся теориями З. Фрейда сюрреалистов; Бретон лично посетил «венского профессора» в 1921 г.
Замена: «Клод Антракт».
Два варианта замены: 1) «да, да, да»; 2) «ну да».
Предыдущая часть абзаца переделана: «Я ответил ей нелепой игрой слов: терпеть не могу уксус, мадам. Высокая блондинка, довольно хорошенькая, присела к нашему столику; её украшала нитка фальшивых бриллиантов и восхитительные зубы».
Замена: «этой женщины».
Фраза зачёркн.
Замена: «Генриетта Пипи».
Замена: «Антракт».
Фраза, проясняющая ироничное название главы, отсылает (разумеется, с насмешкой) к двум ключевым для сюрреализма практикам: гипнотическим трансам и рассказам о реальных снах.
В ходе правки фрагмент переделан: «С тех пор он существовал в состоянии галлюцинации, он грезил наяву, точно чистильщик опия. Пышность его воспоминаний могла сравниться лишь с великолепием его нынешней скорби. Сочетание бедного воображения и материальной бедности было невыносимо. Теперь, зная, что первый день месяца он проводил у зелёного сукна, Мари вряд ли могла удивляться тому, что уже на пятый он оставался без средств. Что ж, это простительно, не так ли? Но она сердилась на него за поспешные откровения, мешавшие ей теперь мыть ноги. Она полулежала на диване – так, что голова оставалась портретом, и он не мог видеть страдания у неё на лице: впрочем, и сам он то и дело проводил рукой по промежности, гадая, не померещилось ли ему всё накануне; в конце концов, выведенный из себя неловкостью ситуации, он резко бросил ей:
– Почему ты не отвечаешь? Вертишься на диване, точно уж, совокупляющийся со шмелём!
– Почему?
– Да, почему?
– Ты хочешь знать, почему? Что ж, к чертям все ягодицы: поговорим начистоту. Я так больше не могу! Правду говорят: блядуна могила исправит, и деньги, что ты просишь у меня, только глубже загоняют тебя в блядки. Оставь меня, я хочу побыть наедине; да, правда, уходи.
Лицо его исказили гнев и отчаяние:
– Уйти, – воскликнул он, – и оставить тебя ему! Тогда как ты сама…
Он был ещё так молод…»
Читать дальше