Юрий Коваль - Суер-Выер и много чего ещё

– Да нет, не всех, – рассказывал Жипцов, – а только кого Жилдобин прикажет. Жилдобин у нас начальник. Как прикажет – мы и ползём, я спрашиваю, а уж Дыбов старается.

– Как же это ползёте? – невольно удивился старпом. – Отсюда?

– А чего? Прямо отсюда и ползём. Через этот погреб.

– Так вода же кругом! Океан!

– Э-ке-ке! – засмеялся Жипцов. – Под окияном тоже мать-сыра-земля. Под окияном и приползём: хушь – в Мытищи, хучь – в Таганрог. Мы на это скорые. Конечно, далеко ползть бывает неохота, но – приходится. Мы-то больше по Расее ползаем, у нас там все свои всходы и выходы.

– Приползём, – вставил Дыбов, – и рачительно… спрашиваем, это кого Жилдобин укажет… А ему-то сверьху говорят.

– Кто же сверху-то?

– А это кто про нас на бумагу записывает, – пояснял Жипцов. – Кто-то – не знаю фамилие – записывает всё и про тебе, и про мене. Вот ты, скажем, скрал, или задавил кого – всё записано, или заложил кого – опять записано. Про нас всё пишется. После бумаги эти, как водится, обсуждают, протрясают, кому чего и как, и Жилдобину – приказ. А уж он нас наставляет, куда ползть и о чём спрашивать. Так что мы заранее знаем, за кем что числится. Некоторые дураки и в могиле отнекиваются, мол, я не я и кобыла не моя, но тут уж Дыбову равных нет, старый кадр – афгангвардеец.

– Да я это, – провещился Дыбов, – так-то ничего… ну а если, так чего ж? Надо… Осушение рюмки тоже ведь… всё по традициям… молоки сладкие… а иначе как… фортификация, так-то.

– Значит, людям и в земле покоя нет, – задумался старпом.

– Э-ке! Да разве это люди? Ты служи старательно! Пей в меру, докладай когда чего положено. А то зачали храмы рушить да не своё хватать, а после и думают, в земле спокой будет. Нет, не будет и в земле спокою.

– Да ладно тебе, – сказал Дыбов, – чего там… ну всякое бывает… вот только селёдок с тремя молоками не бывает… но, конечно, на то мы и приставлены, чтоб следить во земле… а без нас какой же порядок?.. формальность одна и неразбериха, кто чего и как…

– Скажите, пожалуйста, господа, – печально проговорил сэр Суер-Выер, – ответьте честно: неужели за каждым человеком чего-нибудь и водится такое, о чём допрашивать и в могиле надо?

– Ишь ты… – ухмыльнулся Дыбов, – стесняешься… а ты не тушуйся… мы, конечно, сейчас рюмку осушаем, но если уж нас к тебе пошлют…

– Да нет, – успокоительно мигнул Жипцов. – Иной, если сознаётся и греха невеликие, так просто – под микитки, в ухо – и валяйся дальше, другому – зубы выбьешь. Бывают и такие, которым сам чекушку принесёшь, к самым-то простым нас не посылают, там другие ползут. Там у них своя арифметика. Чего знаем – того знаем, а чего не знаем… про то… но бывает, и целыми фамильями попадаются, прямо косяком идут: папаша, сынок, внучик, а там попёрли племяннички, удержу нет, и всё воры да убивцы. А сейчас новую моду взяли: гармонистов каких-то завели. Ужас, к которому ни пошлют – гармонист.

– Много, много нынче гармонистов, – подтвердил и Дыбов. – Ух, люблю молоки!

– Но это не те гармонисты, что на гармони наяривают да частушки орут, а те, что гармонию устраивали там, наверху. Нас-то с Дыбовым ко многим посылали… мы уж думали, кончились они, ан нет, то тут, то там – опять гармонист.

К этому моменту разговора мы осушили, наверно, уже с дюжину бутылок, но и тема была такая сложная, что хотелось её немного разнообразить.

– Стюк-стюк-стюк-стюк… – послышался вдруг странный звук, и мы увидели за стеклом птичку. Это была простая синица, она-то и колотила клювиком об стекло.

– Ух ты! – сказал Дыбов и залпом осушил рюмку.

– Ну вот и всё, кореша, – сказал и Жипцов, надевая кепку. – Спасибо за конпанию. Это Жилдобин.

– Это? – вздрогнул лоцман, указывая на синицу.

– Да нет, – успокоил Жипцов. – Это птичка, от Жилдобина привет.

– Рожу зря мыли… – ворчал Дыбов, – морду скребли… Ладно… – И они прямо с табуретов утекли в погреб.

– Ну вот и открыли островок, – мрачно констатировал Суер. – Вот с какими упырями приходится пить.

– Бывало и другое, кэп, – сказал я. – Бывало, чокались и с их клиентами.

– Ну и рожи, – сказал Кацман. – А брови-то, брови! Такими действительно только землю буровить.

– Чу! – сказал Пахомыч. – Чу, господа… прислушайтесь… из погреба.

Из-под крышки погреба, которую Жипцов с Дыбовым второпях неплотно прикрыли, слышались односложные железные реплики, судя по всему указания Жилдобина. Речь шла о каком-то, который многих угробил, потом говорилось, как к нему подползти: «…от Конотопа возьмёте левее, увидите корень дуба, как раз мимо гнилого колодца…», слышно было неважно, но когда Жипцов дополз, стало всё пояснее. Слушать было неприятно, но…