Юрий Коваль - Суер-Выер и много чего ещё

Резко и решительно не желаю рассказывать о встреченных нами кораблях. Ну проплывала однажды мимо нас пиратская галера «Тарас Шевченко», ну и что?

Вообще-то, мимо нас плавать опасались. Стороной обходили.

Только однажды чёрный корвет подошёл вплотную. Мы думали, это «Бигль» или «Коршун». Увы!

Вот выписка из вахтенного журнала:

«В двадцать пять часов сто минут, сильно кренясь на правый борт, салютуя из револьверов, мимо фрегата „Лавр Георгиевич“ на полном ходу промчался корвет „Лаврентий Павлович“. Напуганный скрипом нашей ватерлинии, через полминуты он затонул».

Недели, наверно, с две, а то и с три-четыре мы никак не могли открыть ни одного острова.

Ну не получалось!

Острова-то, не означенные на картах, мелькали там и сям, но мы то обшивали палубу горбылём, то мочили яблоки, то попросту ленились.

Сэр Суер-Выер, утомлённый открыванием всё новых и новых островов, говорил:

– Невозможно открыть все острова на свете, друзья. Лично я открывать новые острова отказываюсь. Пусть на свете хоть что-нибудь останется не открытым мною.

И наш старый фрегат «Лавр Георгиевич» пролетал мимо островов, с которых порой высовывались фиги и тянулись в сторону «Лавра». На других островах сияли туземные рожи, измазанные повидлой, а в пампасах пели хором какие-то младенцы без набедренных повязок. Всё это мелькало мимо наших бортов, пролетало, не задевая души.

Только на одном берегу задела душу стоящая на горе корова. Верхом на ней сидело штук двадцать человек, а с десяток других добровольцев сосали её необъятное вымя.

Я долго раздумывал о судьбе этой коровы, но скоро и корова позабылась, развеялась ветром океанов.

Наконец запасы питьевой воды у нас истощились, и капитану пришлось согласиться на открывание какого-нибудь острова.

И остров не замедлил появиться на горизонте.

– Не знаю, есть ли на нём вода, – говорил Суер, – но, возможно, найдётся хоть что-нибудь питьевое.

– А пресное не обязательно, – поддерживали мы нашего капитана.

На берег мы взяли с собою бочки и баклаги, баки, цистерны, вёдра, лейки, пустые бутылки и нескольких матросов, которые должны были всё это перетаскивать на борт.

Не помню точно, кто там был из матросов. Ну, Петров-Лодкин, Веслоухов, возможно, и матрос Зализняк. А вот кочегара с нами не было. Впрочем, был. Конечно, был с нами и наш кочегар. Ковпак.

Новооткрываемый остров весь был перерезан рвами, в которых и подозревалась вода.

Рвы эти и земляные валы что-то ненавязчиво напоминали, а что именно, мы не могли понять.

Рядом с капитаном стояли мы на берегу, стараясь справиться со своей памятью, как вдруг послышался какой-то треск, и из ближайшего рва показался человек.

Он был ромбической формы и стоял на одной ноге.

И нога эта была какая-то такая – общая нога. Вы меня понимаете?

– Человек, – сказал Суер и указал пальцем.

Выслушав капитана, ромбический человек на общей ноге повернулся боком и тут же исчез.

– Исчез, – сказал Суер, а человек снова появился, повернувшись к нам грудью.

Что за чертовщина! Ромбический туземец явно вертелся. То он поворачивался к нам боком, и тогда его не было видно, то грудью – и тогда он виден был.

– Батенька! – закричал Суер на языке Солнечной системы. – Кончайте вертеться и подойдите поближе!

– Не могу, сударь, – послышался ответ на языке Млечного Пути, – здесь как раз двадцать пять метров.

Высказав это, он опять завертелся.

Тут мы рассмотрели его поподробней.

Скорее всего, он был сделан из фанеры, вот почему и не был виден сбоку. Вернее, был виден как тоненькая чёрточка. Если это была фанера, то уж не толще десятки.

Кроме того, туземец был весь в дырках, которые распределялись по всему телу, но больше всего дырок было на сердце и во лбу.

– Ну что вы на меня уставились, господа? – закричал он на языке смежных галактик. – Стреляйте! Здесь как раз двадцать пять метров!

Мы никак не могли понять, что происходит, возможно из-за этих диалектов. Галактический сленг припудрил наши мозги. Наши, но не нашего капитана!

– Отойди на пятьдесят метров, – строго сказал он на русском языке.

Фанерный отбежал, дико подпрыгивая на своей общей ноге.

– Обнажаю ствол, – сказал капитан и вынул пистолет системы Максимова.

– Стреляйте! – крикнул Фанерный, и капитан выстрелил.

Пистолетный дым опалил черепушку какого-то матроса, возможно Веслоухова, а пуля, вращаясь вокруг своей оси, врезалась в фанеру.