Пелам Вудхаус - Даровые деньги

– Ага… – сказал он. – Ты едешь бог весь куда на старом рыдване. Покрышка совсем того… Значит, едешь на рыдване, чтобы увидеть Пэт, хотя она вот-вот здесь будет. Мало того, ты не хочешь подвезти меня. Наконец, ты краснеешь. Все ясно. Ты решил с ней объясниться. Ну, угадал я?

Джон судорожно вздохнул. Он был застенчив и скрытен. Кузен на его месте оповестил бы всех друзей, словно герой оперетты, а заодно излил бы душу садовнику. Но не таков Джон. Слушая подобные речи, он смущался, словно его раздели на людях.

– Ладно, – сказал Хьюго, – без меня не справишься. Так и быть, проложу путь. Замолвлю за тебя словечко.

– Если ты посмеешь подойти к ней… – начал Джон.

– Ой, брось! Сам знаешь, какой ты. Золотое сердце, это да, но языком не владеешь. Начнешь сам, непременно провалишься.

– Не лезь! – проговорил Джон низким, хриплым голосом, явно нуждаясь в леденцах, которые ценила Эмили.

Хьюго пожал плечами:

– Как хочешь. Была бы честь предложена. Я своих услуг не навязываю. А вообще-то подумай. Пэт меня слушается, как старшего брата. Если такой гордый, разбирайся сам, только помни – когда будешь кричать и плакать, от меня жалости не жди.

Джон пошел к себе и тщательно уложил вещи в небольшой кофр. Спустившись, он с досадой заметил, что Хьюго крутится у машины. Однако выяснилось, что крутится он как ангел-хранитель.

– Просим, – сказал он. – Покрышку накачал, бензин залил, масло… ну, и так далее. Полный порядок.

Джон умилился и припомнил, что всегда любил кузена.

– Спасибо, – сказал он. – Спасибо тебе большое. Ну, пока.

– Доброго пути, – отвечал Хьюго.

Выехав с местной дороги на удобное шоссе, Джон нажал на акселератор. Он опаздывал, но надеялся, что «Уиджен» потянет пятьдесят миль в час. Природа, исключительно красивая в этих краях, его не занимала. Уворачиваясь от машин, он оказался в Глостершире почти сразу и, только завидев ограду Бленхейма [6], подумал о том, что вот-вот въедет в Оксфорд, где можно выпить чаю, времени хватит.

Миновав памятник мученикам [7], он подкатил к дверям Кларендона [8]и позволил себе размять ноги-руки. Пока он это делал, боковое зрение подцепило что-то непонятное, а точнее – Хьюго, слезавшего с откидного сиденья.

– Хорошо проехались, – сказал он, – не опоздаем.

Светясь любовью ко всему живому, он не замечал, что Джон странно на него смотрит.

– Проветрюсь-ка я, – продолжал Хьюго. – Пыльно на этих штуках. Кстати, я до отъезда позвонил Пэт, спешить нам незачем. Она идет в театр.

– Что?! – заорал Джон.

– Ты не волнуйся. Не ори. В четверть двенадцатого она ждет нас в «Горчичнице». Я туда приду с матча. Посидим, поболтаем. Что там, если повезет, я заплачу за ужин.

– Как мило!

– Стараюсь, мой друг, стараюсь, – скромно сказал Хьюго. – Не одним же бойскаутам творить добро.

Тот, кого дядя изымает из Лондона, словно улитку из раковины, и держит месяцами в глубинах Вустершира, неизбежно теряет связь с быстротекущей жизнью ночных клубов. Если бы Хьюго не выбыл из золотой молодежи, он бы знал, что «Горчичница» понизила свой статус. Сливки общества перетекли в заведения поновее, оставив ее мелким актерам, а также португальцам, аргентинцам и грекам.

Однако, поджидая в вестибюле, Джон этого не заметил. Он не был в Лондоне почти год, и клуб ему понравился. Невидимый оркестр играл с завидной живостью, а время от времени мимо, в зал, проходили нарядные дамы и блистательные джентльмены. Знаток поджал бы губы и покачал головой, но Джон ощутил восторг и веселье. В конце концов, он ждал Пэт, тут уж всякий обрадуется.

Явилась она внезапно, когда он отвел взгляд от двери, пораженный видом дамы в оранжевом платье, которая (несомненно, с самыми лучшими намерениями) выкрасила волосы в огненный цвет и вставила в глаз монокль. Застыв от удивления, он совершенно отключился, пока не услышал высокий голосок, напоминавший ему пение жаворонка или ветерок на лугу, даже если она над ним смеялась.

– Привет, Джонни, – сказала Пэт.

Пламенные волосы утратили силу, равно как и монокль. Джон повернулся на 180° и громко охнул.

Прежде всего он заметил, что она – еще прелестней, чем раньше. Если бы кто-нибудь ему сказал, что можно превзойти красотой образ, которым он услаждался эти месяцы, он бы не поверил; и ошибся бы. Как раз в эти мгновения откуда-то взялась дама с выщипанными бровями и размалеванным лицом, очень удобно сравнивать. Рядом с ней Пэт была такой свежей, такой естественной, такой загорелой и здоровой, словно в этом самом Ле Тукэ непрерывно играла в гольф.