Пелам Вудхаус - Золотце ты наше

– Питер, ты любишь меня так же сильно, как любил Одри Блейк?

В минуту, отделившую ее вопрос от моего ответа, ум у меня загнанно метался, силясь припомнить, при каких же обстоятельствах я упоминал при ней Одри. Я был уверен, что ни при каких. Никогда и ни с кем не говорил я про Одри.

В каждом, даже самом уравновешенном человеке таится крупица зловещих суеверий. А я не особенно уравновешен, и у меня их не один гран. Я был потрясен. С той самой минуты, как я сделал Синтии предложение, мне чудилось, будто призрак Одри вернулся в мою жизнь.

– Господи Боже! – вскричал я. – Что ты знаешь про Одри?

Она снова отвернулась.

– Видимо, это имя сильно тебя задело.

– Если спросить старого солдата, – пустился я в оправдания, – он скажет, что рана даже спустя долгое время порой причиняет боль.

– Нет. Если она действительно зажила.

– Да. Даже если зажила и если ты едва помнишь, по какой глупости ее получил.

Синтия молчала.

– Как ты услышала… про нее?

– Когда мы только что познакомились, а может, вскоре после этого я случайно разговорилась с твоим другом, и он рассказал мне, что ты был помолвлен с девушкой по имени Одри Блейк. Он должен был быть твоим шафером, но ты написал ему, что свадьба отменяется. А потом ты исчез, и целых три года тебя никто не видел.

– Да. Все это правда.

– Роман у тебя, Питер, был серьезным. Такая любовь легко не забывается.

Я вымученно улыбнулся, улыбка получилась не очень убедительной. Мне не хотелось обсуждать Одри.

– Забыть почти невозможно, – согласился я, – разве что у человека на редкость плохая память.

– Я не о том. Ты понимаешь, что я подразумевала под «забыть»?

– Да. Вполне.

Синтия быстро подошла ко мне и, положив руки на плечи, заглянула мне в лицо.

– Питер, ты можешь честно сказать мне, что забыл ее, – в том смысле, какой подразумеваю я?

– Да.

И опять на меня нахлынуло прежнее чувство – то странное ощущение, будто я бросаю вызов самому себе.

– Она не стоит между нами?

– Нет.

Выговорил я слово с усилием, словно некая частичка подсознания изо всех сил мешала мне.

На лице у Синтии расцвела ласковая улыбка. Она подняла ко мне голову, и я обнял ее, но она с легким смешком отодвинулась. Поведение ее круто переменилось. Совсем другая девушка серьезно смотрела мне в глаза.

– Ой-ой, какие у тебя мускулы! Ты прямо смял меня. Наверное, ты, как и мистер Бростер, превосходно играл в футбол.

Ответил я не сразу. Я не мог упаковать сильные эмоции и сунуть их на полку, как только в них отпала надобность. Я медленно приспосабливался к новой тональности разговора.

– Кто такой Бростер? – наконец поинтересовался я.

– Учитель, – развернув меня, Синтия ткнула пальцем на стул, – вот этого.

Портрет, стоявший на стуле, я заметил, еще когда входил, но не особо к нему приглядывался. Теперь я всмотрелся повнимательнее. Очень грубо написанное изображение мальчишки лет десяти-одиннадцати, на редкость противного.

– Да? Вот бедняга! Что ж, у всех свои неприятности. А кто этот юный головорез? Не твой друг, я надеюсь?

– Это Огден. Сын миссис Форд. Тут истинная трагедия.

– Ну, может, это он только на портрете такой. Мальчишка и вправду косоглазый, или его так художник увидел?

– Не смейтесь! Сердце Несты разбито. Она потеряла мальчика.

Я смутился.

– Он умер? Виноват, виноват. Ни за что не стал бы…

– Да нет, мальчишка жив-здоров. Но для нее – умер. Суд отдал его под опеку папаши.

– Суд?

– Миссис Форд была женой Элмера Форда, американского миллионера. Они развелись год назад.

– Понятно.

Синтия неотрывно смотрела на портрет.

– Мальчик этот – в своем роде знаменитость. В Америке его прозвище «Золотце ты наше».

– Почему же?

– Так его прозвали похитители. Его много раз пытались похитить.

Замолчав, она непонятно взглянула на меня.

– А сегодня, Питер, предприняла попытку и я. Отправилась в деревню, где жил мальчишка, и похитила его.

– Синтия! Господи, ты что?

– Разве ты не понял? Я сделала это ради Несты. У нее разрывалось сердце из-за того, что она не могла видеть сына. Вот я и украла его, прокравшись в дом. И привезла сюда.

Не знаю, отразилось ли на лице все мое изумление. Надеюсь, нет, потому что у меня просто мозги плавились. Полнейшее хладнокровие, с каким Синтия рассказывала об этой эскападе, совершенно сбивало меня с толку.

– Ты шутишь?

– Нет. Я правда его украла.

– Господи Боже! А закон! Ведь это уголовное преступление!