Дафна Дюморье - Дух любви

Так все первые месяцы года Джанет жила в ожидании письма с известием о том, что в апреле он вернется. Наконец пришло письмо, в котором не говорилось о точной дате его возвращения, зато была приписка: «В кубрике висит календарь, и 10 апреля я отметил на нем красным крестом. Когда мои товарищи спросили, что это значит, я ответил, что к этому дню должен быть в Плине, потому что дал слово женщине моего сердца, и никакие шторма Атлантики не помешают мне его сдержать».

Это было последнее письмо, которое получила Джанет, и март уже подходил к концу. В Плине со дня на день ожидали возвращения «Фрэнсис Хоуп». Теперь Джанет каждый вечер поднималась к развалинам Замка и, заслонив рукой глаза от солнца, ждала, не появится ли на горизонте белый парус.

Иногда с ней приходила Лиззи или, если выдавалось свободное время, один из мальчиков, а однажды рядом с женой стоял Томас, горделиво разглядывая море в подзорную трубу, купленную специально для этого случая.

Девятого апреля Джанет, чувствуя тяжесть на сердце, поднялась на вершину холма и два часа простояла у развалин стены; восточный ветер развевал ее волосы и юбки, далеко внизу разбивались о скалы зеленые волны с белыми барашками.

Это означало, что из-за встречного ветра кораблю будет нелегко подойти к Плину. Она все ждала и ждала, но вот солнце, подобно гонимому ветром огненному шару, скрылось за слоистыми облаками, над трубами закурился дым, в домах зажглись лампы, и сумерки сгустились над Плином, скрыв море от ее глаз.

«Фрэнсис Хоуп» так и не пришла. Тогда Джанет повернулась спиной к морю и стала спускаться по крутому холму туда, где вдоль сточных канав, вынюхивая пищу, бегали собаки, шумно играли дети, а в дверях домов стояли мирные, довольные своим уделом люди без лишнего бремени на плечах и морщинок под глазами.

В Доме под Плющом через занавеси пробивался свет, над трубой вился дым. Муж и дети ждали ее, стол был накрыт к ужину.

На стене тикали часы, все было как всегда. Она смотрела на их славные, счастливые лица, слушала беззаботные разговоры, в которых не было и тени беспокойства.

«Они мои, – думала она, – а я их. Но сердце мое заключено в недрах раскачиваемого волнами корабля, а мысли целиком принадлежат моему любимому».

Вечер кончился, огонь в камине почти угас, свечи догорели. Дети разошлись по своим комнатам, и Джанет снова легла рядом с Томасом на кровать, которую они делили уже почти двадцать пять лет. Она вновь видела себя молодой женой, прижавшейся к его сердцу и обвивавшей руками его шею, а ведь ему было уже около пятидесяти, и лицо его, покоившееся рядом с ней на подушке, покрывали морщины – следы прожитых лет.

Возможно, момент жизни бесконечен, и даже сейчас ее молодость продолжает безмятежно спать в объятиях Томаса где-то там, на другом временно́м уровне, как неумирающая зыбь на поверхности спокойной воды.

Почувствовав прилив тихой нежности к мужу, она взяла его руку и приложила к своему сердцу.

Но он что-то глухо пробормотал, беспокойно шевельнулся во сне и, тяжело вздохнув, повернулся к ней спиной. Тогда Джанет осторожно отвела его руку и, посмотрев на свет, пробивающийся сквозь занавеси, увидела ту самую звезду; у нее отлегло от сердца, и она спокойно заснула.

Перед самым рассветом ее разбудил какой-то слабый звук: что-то ударилось об оконную раму. Она села на кровати, увидела крадущийся в комнату серый рассвет и плоский серый камушек, лежащий у ее ног.

Через мгновение, не обращая внимания на холод, она уже высунулась из окна. Две темные, как у молодой девушки, косы обрамляли ее лицо.

Он стоял в тени дома, держась рукой за толстый стебель плюща и подняв лицо к окну.

– Джозеф, – прошептала она. – Джозеф.

Он стоял, не говоря ни слова и глядя на пламя, озарившее ее глаза.

– Думала, я забыл о твоем дне рождения? – тихо произнес он. – Разве я не поклялся, что мы бросим якорь в Плинской гавани, прежде чем солнце встанет над Полмирским холмом и золотые лучи зажгутся на колокольне Лэнокской церкви? «Фрэнсис Хоуп» цела и невредима и уже целый час как здесь. Мы с рассветом входим в спящую гавань, а ты, забыв обо всем, лежишь себе в кровати.

Он смеялся, подшучивая над ней, а когда она покачала головой и в уголках ее глаз заблестели слезы, ухватился за толстые стебли плюща, вьющегося по стене дома, и поднялся по ним к окну, где она ждала его, не в силах сдвинуться с места.

Так Джозеф вернулся к Джанет, как и обещал ей, весной.