Эрнест Хемингуэй - Победитель не получает ничего. Мужчины без женщин (сборник)

– Я хочу домой, спать.

– Разные мы люди, – покачал головой официант постарше. Он уже переодевался, чтобы идти домой. – Дело вовсе не в молодости и доверии, хоть и то и другое чудесно. Каждую ночь мне не хочется закрывать кафе потому, что кому-то оно очень нужно.

– Hombre, есть же bodegas [2] Кабак (исп.). , которые работают всю ночь.

– Ничего ты не понимаешь. Здесь, в кафе, чисто и приятно. Свет яркий. Свет – это большое дело, а тут еще и тень от дерева.

– Спокойной ночи, – попрощался официант помоложе.

– Спокойной ночи, – ответил второй. Выключая электрический свет, он продолжал разговор с самим собой. Главное, конечно, свет, но нужны и чистота, и порядок. Музыка ни к чему. Конечно, музыка ни к чему. У стойки бара с достоинством не постоишь, а в такое время больше ничего и не найти. А чего он тогда боялся? Да не в страхе дело, не в боязни! В пустоте, и она ему так знакома. Все – пустота, да и сам человек – ничто. Потому-то ничего, кроме света, не надо, да еще чистоты и порядка. Некоторые живут и никогда этого не чувствуют, а он-то знает, что все это ничто, на ничто сидит и ничто погоняет. Ничто наш, да святится ничто твое, да приидет царствие ничто, да будет воля ничто в ничто, потому это ничто и есть. Дай нам это ничто на сей день, который ничто, и ничто нам наши ничто, как и мы ничто нашим ничто, и не ничто нас в ничто, но избавь нас от ничто. Ибо ничто есть ничто, и ничто, и ничто во веки [3] Официант переиначивает молитву «Отче наш», чем и доволен. . Он усмехнулся и остановился возле бара со сверкающей металлической кофеваркой.

– Что желаете? – спросил бармен.

– Ничто.

– Otro loco mas [4] Еще один псих (исп.). . – И бармен отвернулся.

– Маленькую чашечку, – попросил официант.

Бармен налил ему кофе.

– Свет очень яркий и приятный, а вот стойка не отполирована, – сказал официант.

Бармен посмотрел на него, но ничего не ответил. Слишком поздний час для пустых разговоров.

– Еще одну? – спросил он.

– Нет, благодарю вас, – ответил официант и вышел. Не любил он бары и bodegas. Чистое, ярко освещенное кафе – совсем другое дело. Теперь, ни о чем больше не думая, он мог пойти домой, в свою комнату. Лечь в кровать и уснуть уже с рассветом. В конце концов, сказал он себе, это, вероятно, просто бессонница. Многие от нее страдают.

Завидев нас на пороге, бармен поднял голову, протянул руку и накрыл стеклянными колпаками два блюда с бесплатной закуской.

– Одно пиво, – сказал я.

Он нацедил полную кружку, лопаткой снял пенную шапку, но не выпустил кружку из рук. Я положил никель на деревянную стойку, и он пододвинул мне кружку.

– А тебе? – спросил он у Тома.

– Пива.

Он нацедил, снял пену и, только увидев деньги, наискось по стойке подтолкнул кружку Тому.

– В чем дело? – спросил Том.

Бармен не ответил. Он посмотрел поверх наших голов на только что вошедшего мужчину и спросил у него:

– Что для вас?

– Ржаного, – сказал мужчина.

Бармен поставил на стойку бутылку, пустой стакан и стакан с водой.

Том протянул руку и снял стеклянный колпак с блюда с бесплатной закуской. На нем лежали маринованные свиные ножки и две деревянные вилки, соединенные вместе наподобие ножниц, чтобы накладывать еду в тарелку.

– Нет, – сказал бармен и снова накрыл блюдо. Том остался с деревянными вилками-ножницами в руке. – Положи на место.

– Да пошел ты, – сказал Том.

Бармен сунул руку под стойку, продолжая наблюдать за нами обоими. Я положил на деревянную столешницу пятьдесят центов, тогда он выпрямился и спросил:

– Чего тебе?

– Пива, – сказал я, и, прежде чем налить мне вторую кружку, он снял с обоих блюд колпаки.

– Твои занюханные свиные ножки воняют, – сказал Том и выплюнул на пол то, что успел взять в рот. Бармен ничего не сказал. Человек, который пил ржаной виски, расплатился и вышел, не оглянувшись.

– Сам ты воняешь, – сказал бармен. – Такое дерьмо, как вы, всегда воняет.

– Он говорит, что мы – дерьмо, – сказал Том, обращаясь ко мне.

– Слушай, – сказал я. – Пошли лучше отсюда.

– Вот-вот, катитесь к чертовой матери, – сказал бармен.

– Это я сам решил уйти, – сказал я. – Тебя никто не спрашивал.

– Мы еще вернемся, – сказал Томми.

– Черта с два, – сказал ему бармен.

– Объясни ему, что он ошибается, – сказал Том, поворачиваясь ко мне.

– Да ладно, пошли, – сказал я.

На улице было хорошо и темно.

– Что это за паршивая дыра? – сказал Томми.