Пелам Вудхаус - Бить будет Катберт; Сердце обалдуя; Лорд Эмсворт и другие

– Господи! – воскликнул молодой человек. – Надеюсь, я не стану обалдуем. Неужели нет никаких средств, кроме полного отказа?

Старейшина помолчал.

– Занятно, что вы об этом спросили, – сказал он наконец. – Как раз сегодня утром я вспомнил случай, когда обалдуй победил свою немочь. Конечно, благодаря любви. Чем дольше я живу, тем яснее вижу, что любовь побеждает все. Однако вам бы хотелось, конечно, выслушать историю с начала.

Молодой человек поспешно вскочил, как дичь, внезапно заметившая капкан.

– С удовольствием, – сказал он, – но я потеряю место у подставки.

– Данный обалдуй, – сказал старец, спокойно и крепко держа его за пуговицу, – был примерно ваших лет, и звали его Фердинандом Дибблом. Мы были хорошо знакомы. Именно ко мне…

– Может, в другой раз?

– …ко мне он пришел за сочувствием в час испытаний. Не постыжусь заметить, что, когда он выложил душу, в глазах его стояли слезы. Что до меня, сердце истекало кровью.

– Еще бы! Но я…

Старейшина мягко посадил его в кресло.

– Гольф, – сказал он, – великая тайна. Словно капризная богиня…

Молодой человек обмяк и сдался.

– Вы читали «Старого морехода»? – спросил он.

– Да, очень давно. А при чем тут он?

– Ах, не знаю, – ответил молодой человек, – просто пришло в голову.

– Гольф (повторил старейшина) – великая тайна. Словно капризная богиня, он исключительно глупо расточает свои дары. Мы постоянно видим, как крепкие, сильные мужчины пасуют перед заморышами, гиганты промышленности – перед младшими клерками. Люди, способные править империей, не могут справиться с маленьким мячом, что великолепно удается законченным кретинам. Странно, но это так. Трудно понять, почему Фердинанд Диббл не мог стать хорошим игроком. У него были сильные руки и верный глаз. Однако играл он ужасно. А как-то, в июне, я понял, что он к тому же обалдуй. Помогла мне в этом беседа на террасе.

Я сидел здесь, думая о том о сем, и вдруг заметил, что неподалеку, у клуба, Диббл разговаривает с какой-то девушкой. Кто это, я определить не мог, она стояла ко мне спиной. Скажу лишь, что на ней было белое платье. Когда они попрощались, Фердинанд медленно направился в мою сторону. Вид у него был печальный. Днем он проиграл Джимми Фовергилу, и я решил, что дело в этом. Вскоре выяснилось, что прав я лишь отчасти. Он сел рядом со мной и несколько минут мрачно смотрел в долину.

– Только что говорил с Барбарой Мэдвей, – наконец сообщил он.

– Вот как? – сказал я. – Очаровательная девушка.

– Она уезжает на лето в Марвис-Бэй.

– Наши места опустеют.

– Еще как! – возбудился он и замолчал снова. Наконец он глухо застонал. – Черт, как я ее люблю! – проговорил он сквозь зубы. – Господи Боже, как люблю!

Я не удивился, что он со мной откровенен. Почти все здешние молодые люди рано или поздно приносят мне свои тяготы.

Фердинанд отрешенно грыз ручку ниблика.

– Не могу, – сказал он наконец, – не могу попросить такого ангела, чтобы он, то есть она, вышла за меня замуж. Понимаете, всякий раз, когда я уже готов, я кому-нибудь проигрываю. И я теряюсь. Я нервничаю, бормочу, говорю глупости. Хотел бы я знать, кто придумал эту бесовскую игру. Взял бы его и задушил. Наверное, он давно умер. Ну, хоть попрыгал бы на могиле.

Именно тут я понял все, и сердце у меня сжалось. Истина вышла наружу. Фердинанд стал обалдуем.

– Ну-ну, дорогой мой! – сказал я, зная, что слова мои бессильны. – Справьтесь с этой слабостью.

– Не могу.

– Попробуйте!

Он снова погрыз ручку, потом сказал:

– Она просила меня приехать в Марвис-Бэй.

– Что ж, неплохо. Значит, ей нравится ваше общество.

– Да, но какой в этом прок? – Глаза его внезапно блеснули. – Вот если бы я победил хорошего игрока – хоть раз, хоть один раз! – я бы с ней объяснился. – Огонек угас. – Но куда мне!

Что тут скажешь? Я похлопал его по плечу, и вскоре он ушел. Я остался здесь, думая о нем, и вдруг из клуба вышла Барбара. Она тоже была печальна и озабочена, словно что-то ее гнетет.

– Хотелось вам, – спросила она, садясь в соседнее кресло, – дать кому-то по голове чем-нибудь тяжелым?

Я ответил, что это бывало, и спросил, кого она имеет в виду. Она поколебалась немного, но, видимо, решила исповедаться. Одна из радостей старости – то, что мне открывают душу прелестные созданья. Барбару я знал с детства, даже купал ее в те времена. Как-никак это связывает.

– Почему мужчины такие дураки?! – воскликнула она.

– Ты не сказала, кто навел тебя на эту суровую мысль. Я с ним знаком?