Пелам Вудхаус - Бить будет Катберт; Сердце обалдуя; Лорд Эмсворт и другие

В трелях полицейского свистка есть особая магия. Они мгновенно обращают в штиль самый свирепый шторм. И громовой шум сразу стих. Стеклянная посуда прекратила разбиваться, голоса умолкли, и секунду спустя из двери, не соблюдая особых церемоний, появился мистер Билсон. Его нос слегка кровоточил, под глазом намечался фонарь, но в остальном с ним все, казалось, было в порядке. Он осторожно оглядел улицу справа и слева, а затем спуртовал к ближайшему углу. И я, стряхивая с себя остатки томности, овладевшей мной после соприкосновения с барменом, спуртовал ему вслед. Я сгорал от благодарности и восхищения. Я хотел настигнуть этого человека и поблагодарить его по всем правилам этикета. Хотел заверить его в моем неугасимом уважении. Кроме того, я хотел занять у него шестипенсовик. Мысль, что он был единственным во всем обширном лондонском Ист-Энде, кто мог бы одолжить мне деньги, чтобы не возвращаться на Эбери-стрит пешком, окрылила мои ноги.

Нагнать его было не так-то просто: видимо, топот моих преследующих ног мистер Билсон истолковал как доказательство погони и прибавил прыти. Однако, когда я на каждом втором шаге принялся издавать жалобные «мистер Билсон! Эй, мистер Билсон!», он как будто понял, что находится среди друзей.

– А, так это вы, верно? – сказал он, останавливаясь. Его явно охватило облегчение. Он достал закопченную трубку и раскурил ее. Я произнес мою благодарственную речь. Выслушав меня до конца, он вынул трубку изо рта и в нескольких коротких словах сформулировал мораль произошедшего. – Никто не тюкает моих друзей, когда я рядом, – сказал мистер Билсон.

– Вы до чертиков любезны, – сказал я с чувством. – Столько затруднений!

– Да никаких, – сказал мистер Билсон.

– Вы, наверное, здорово вдарили этому бармену. Он вылетел со скоростью сорока миль в час.

– Я его тюкнул, – согласился мистер Билсон.

– Боюсь, он повредил вам глаз, – сказал я сочувственно.

– Он? – сказал мистер Билсон, презрительно харкнув. – Да не он. А его дружки. Не то шесть, не то семь их там набралось.

– И вы их тоже тюкнули? – вскричал я, ошеломленный размахом этого чудо-человека.

– Р-ры, – сказал мистер Билсон и немного покурил. – Но его я оттюкал посильнее других, – продолжал он, глядя на меня с искренней теплотой: его рыцарственное сердце было явно растрогано до самых честных своих глубин. – Только подумать, – добавил он с отвращением, – чтоб всякий… его роста, – он выразительно охарактеризовал бармена, и, насколько я мог судить после столь краткого знакомства, очень точно, – брал бы и тюкал… замухрышку вроде вас.

Руководившие им чувства были достойны такого восхищения, что я не стал придираться к словам, в которые они были облечены. Не восстал я и на то, что был обозван «замухрышкой». Для человека размеров мистера Билсона почти все люди, я полагаю, выглядят замухрышками.

– Ну, я весьма вам обязан, – сказал я.

Мистер Билсон молча покуривал трубку.

– Вы давно вернулись? – осведомился я, просто чтобы что-то сказать. Какими бы выдающимися ни были его другие достоинства, умение поддерживать разговор в их число не входило.

– Вернулся? – сказал мистер Билсон.

– Вернулись в Лондон. Укридж говорил мне, что вы опять ушли в море.

– Эй, мистер! – воскликнул мистер Билсон, впервые проявляя искренний интерес к моим словам. – А вы его давно видели?

– Укриджа? Да я с ним вижусь почти каждый день.

– А то я его ищу.

– Могу дать вам адрес, – сказал я и записал искомые сведения на старом конверте. Затем, пожав Билсону руку, я еще раз поблагодарил его за любезную помощь, произвел заем, чтобы вернуться в лоно Цивилизации на метро, и мы расстались со взаимными добрыми пожеланиями.

Следующий шаг в марше событий я обозначу как «Эпизод с Неудобоваримой Особой Женского Пола». Произошел он два дня спустя. Когда вскоре после обеда я вернулся в свои комнаты на Эбери-стрит, в прихожей меня встретила миссис Бауле, супруга моего домохозяина. Я поздоровался с ней не без трепета, потому что, подобно своему мужу, она всегда действовала на меня несколько угнетающе. Величавое достоинство Баулса ей присуще не было, но более чем компенсировалось манерами настолько гробовыми, что сильные мужчины съеживались под ее кладбищенским взглядом. Уроженку Шотландии, ее отличало особое выражение глаз: они словно без устали высматривали астральные тела, закутанные в саваны, – насколько мне известно, это одна из любимейших салонных игр на севере Британии.