Конвульсивно содрогнувшись, Мэрвин приостановился.
– Не знаю, – дрожащим голосом продолжил он, – то ли все дети в Сиракузах такие, то ли этого подослали, чтобы остеречь меня. Весь раздутый, похожий не то на Бориса Карлоффа, не то на Уинстона Черчилля. Глаза наши встретились, и голос сверху шепнул мне на ухо: «Смотри, Поттер. Если бы не исключительно добросовестная работа твоего ангела, что-то в этом роде могло приключиться и с тобой». Ты можешь возразить, что у меня ничего подобного не родилось бы, но кто ж его знает? У мужчин и покрасивее меня получались страшненькие дети. Некоторые мои друзья породили истинных химер. В общем, как бы там ни обернулось, исчезли последние сомнения в мудрости Промысла, опрокинувшего мои матримониальные планы. С плеч у меня гора свалилась. Я расправил грудь, я упивался своей молодостью, я отбросил всякие помыслы об Иностранном легионе. Тут я и решил вернуться к тебе, чтобы снова занять свое место в труппе. Прошу, Фиппс, вот он я – активный, энергичный, готовый к любой судьбе. Сражаясь плечом к плечу, как, помнится, ребята из старой команды, мы повезем наш спектакль в Нью-Йорк и сразим публику! У меня великолепная идея. Знаешь, что мы сделаем, Фиппс, дружище? Мы станем играть эту чушь как комедию. Разделаем ее под орех, зрители будут с хохоту покатываться. Этот опус не драма, это фарс! Когда ты сообразишь, что без выпивки я в жизни бы до такого не додумался, тогда и поймешь, в каком чудесном мире мы обитаем. Минуточку! Я правда вижу перед собой бутылку, и горлышко ее тянется к моей руке? – заинтересовался Мэрвин. – Или мне мерещится? Не плод ли это моего пораженного зноем мозга?
– Вовсе нет, это и есть бутылка. Шампанское.
– Приди же ко мне! – воскликнул Мэрвин.
И оглушительная тишина, тишина истинного счастья, слишком глубокого, чтобы выразить его словами, пала на номер 726.
Нарушил ее Оскар Фричи.
– Мистер Поттер, – попросил он, – а вы дадите мне автограф? Пожалуйста.
«Жертву» показали в Сиракузах к концу сентября, а потом поехали обкатывать в Олбани, Вустере и Провиденсе. А премьера на Бродвее состоялась только через месяц, точнее – 27 октября.
Когда Динти Мур вошла в офис «Леман продакшнс» утром 28-го, ей вдруг почудилось, будто по всему миру затрезвонили радостные колокола. Однако то был всего лишь телефон, и она поспешила взять трубку.
– «Леман продакшнс», – проговорила она, чуть растягивая слова. – Не-ет, мистер Фиппс еще не пришел. Да, похоже, спектакль сногсшибательный… О, я не зна-аю! По-моему, мистер Фиппс сам хочет представить его в Лондоне. Позвоните ему позже. До свида-а-ния-я. – И Динти, повесив трубку, исполнила несколько танцевальных па.
Успех «Жертвы» скорее всего не стал сюрпризом для собеседника на другом конце провода, потому что в нынешнее время сюрпризов в театре не бывает. Лет тридцать назад иному спектаклю порой удавалось незаметно прокрасться по глубинке и внезапно вспыхнуть в Нью-Йорке. Но сегодня у «Верайети» всюду есть шпионы и шансы даже самой скромненькой постановки взвешиваются неделя за неделей. Ослепительный свет, направленный на трон, – слабое мерцание в сравнении с прожекторами, освещающими каждую новую театральную постановку.
Любому опытному завсегдатаю Бродвея сказали бы все такие заголовки:
«ЖЕРТВА» СОБРАЛА 15 000 ДОЛЛАРОВ В ОЛБАНИ»
«ЖЕРТВА» ПРОШЛА НА УРА В ВУСТЕРЕ»
«СЕНСАЦИОННЫЙ СБОР В ПРОВИДЕНСЕ – 20 000 ДОЛЛАРОВ!»
Распространился слух, что если триумфы в провинции не обернутся провалом, то в требовательной столице успех спектаклю обеспечен. Так и оказалось. Несомненный, бесспорный, безусловный, как написал бы мистер Роджет в своем «Тезаурусе». Спектакль стал оглушительной сенсацией.
Катился потихоньку день. Раздавались телефонные звонки, двое посетителей попросили о встрече с мистером Фиппсом, и Динти пообещала, что сообщит об их визитах боссу, когда он появится. Наконец вошел Простак, потрясенный, словно он увидел призрака.
– Приветствую тебя, королева души моей, – взволнованно произнес он.
– Привет и тебе, маэстро, – вежливо ответила Динти.
– Послушай-ка, – спросил Простак, – ты шла сюда мимо театра?
– Да, конечно.
– У кассы что, правда очередь?
– Да, истинная правда. И предлиннющая. И у всех в потном кулачке зажаты четыре фунта восемьдесят шиллингов, благослови их Господь.
Простак испустил глубокий вздох. Если Динти тоже это видела, значит, ему не померещилось.
– Я едва поверил глазам. Вроде бы вижу очередь, но меня не оставляло чувство, что это всего лишь дивный сон. Тебе не показалось, что все в ней красавцы как на подбор?
Читать дальше
Конец ознакомительного отрывка
Купить книгу