Пелам Вудхаус - Неприметный холостяк; Переплет; Простак в стране чудес

У него были иные методы. Да, иные. Он стройный и по-своему красивый, но совсем, совсем иной. Для начала Джордж постоял минут десять на одной ноге, пожирая глазами дом. Потом, словно дружеская рука всадила штык дюйма на три ему в ногу, метнулся ошалелым рывком вперед. Осадив себя у самого крыльца, он попятился шага на два и вновь застыл неподвижно. Через несколько секунд штык вонзился снова, и Джордж бойко взбежал по ступенькам, но тут же мигом скатился обратно на тротуар. Когда хозяин дома решил заговорить с ним, Джордж расхаживал мелкими кругами, приборматывая что-то себе под нос.

Сигсби Уоддингтон находился не в том настроении, чтобы любоваться подобным зрелищем. Такие действия, горько сетовал он, совершаются только на прогнившем Востоке. Там, на Западе, мужчины – это мужчины, они не вытанцовывают перед крыльцом. Возьмем Вентерса из «Всадников Полынного штата». Вот пожалуйста: «Он стоял, высокий и прямой, расправив широкие плечи, мускулы на руках играли, а в глазах полыхало синее пламя вызова». Как же отличается от него этот слабоумный юнец, вполне довольный тем, что растрачивает весну своей жизни на идиотские игры!

– Эй! – резко крикнул он, застигнув Джорджа врасплох – тот как раз выполнял стойку на одной ноге.

Джордж потерял равновесие и наверняка свалился бы, не вцепись он, очень находчиво, Уоддингтону в левое ухо.

– Извините, – пробормотал он отцепляясь.

– Что толку в извинениях? – проворчал пострадавший, нежно ощупывая ухо. – Какого дьявола вы тут вытворяете?

– Я в гости…

– Что-что?

– Я пришел сюда с визитом… в этот дом…

– Какой еще дом?

– Вот этот. Номер 16. К Сигсби X. Уоддингтону.

Уоддингтон взглянул на него с нескрываемой враждебностью.

– Вон как? Тогда, может, вам интересно, что я и есть Сигсби X. Уоддингтон и знать вас не знаю. Да!

Джордж судорожно глотнул.

– Вы Сигсби X. Уоддингтон? – благоговейно пролепетал он.

– Он самый.

Джордж уставился на отца Молли точно на прекраснейшее произведение искусства – скажем, на несравненное полотно, за которое дерутся любители живописи и которое в конце концов достается доктору Розенбаху за триста тысяч долларов. Это даст читателю приблизительное представление о том, что способна творить любовь: ведь если взглянуть на Сигсби X. Уоддингтона спокойно и беспристрастно, то обнаружится, что смотреть-то особо не на что.

– Мистер Уоддингтон, – проговорил Джордж, – я горд! Я счастлив!

– Вы – что?

– Горд и счастлив.

– Чего это? – неприветливо буркнул Сигсби.

– Мистер Уоддингтон, а между прочим, я ведь родился в Айдахо.

Немало есть описаний того, как усмиряет океанские волны вылитое на них масло, и документально зафиксировано, что святой Грааль, скользящий вдоль радуги, утишал бурные страсти молодых рыцарей, но еще ни разу, с самого начала писаной истории, не случалось столь внезапной перемены от враждебности к лучащейся благожелательности. Когда приведенные выше слова волшебным заклинанием достигли ушей Сигсби, он мгновенно забыл, что его уху здорово досталось от цепких пальцев незнакомца. Ярость испарилась будто роса под лучами солнца. Он рассиялся улыбками и с отеческой нежностью схватил Джорджа за рукав.

– Вы правда с Запада? – вскричал он.

– Да.

– Из райского штата? С великого, чудесного Запада, с тех вольных просторов, где мужчины дышат воздухом свободы?

Ист-Гилиэд Джордж описал бы не совсем в таких тонах. Унылый городишко, где не хватало воды, а киоск с содовой был самым паршивым в Айдахо, но тем не менее согласно покивал.

– Запад! – Уоддингтон смахнул слезу. – Да ведь он мне как мать родная! Какие просторы!.. Какие вершины!.. Цветы… холмы…

Джордж подтвердил: да, все так и есть.

– Таинственный сумрак равнин, дрожащее золотое марево…

– Ах! – вздохнул Джордж.

– Тускло освещенные верхушки елей!.. Осины, клонящиеся под ветром как волны в бурю!..

– И не говорите!.. – вставил Джордж.

– Буйный шум дубовых лесов, проблески огня!..

– О! А! Э!

– Вот именно! Нам с вами нельзя сразу расстаться. Нам есть о чем потолковать. Заходите! Приглашаю вас на обед.

– Сейчас?

– Прямо в эту самую минуту. К нам пожаловали с десяток паршивых миллионеров, да черт с ними! Плюнуть и растереть! А после обеда улизнем ко мне в кабинет и уж там поболтаем вволю!

– А миссис Уоддингтон не станет возражать против неожиданного гостя?

Уоддингтон напыжился и размашистым жестом похлопал себя по груди.