Владимир Тендряков - Ночь после выпуска (сборник)

– Ну что ж, будем по старинке-матушке – каждый в своем закутке, в одиночку…

– Да нет, нет! Не получается у нас в одиночку! Да оглянитесь, как живем, – трясем друг друга, на ковер бросаем. Вон сейчас Ольга Олеговна Зою Владимировну бросила на лопатки, Павел Павлович – Ольгу Олеговну, вы, Иннокентий Сергеевич, – Павла Павловича, я вот вас пробую положить. И это называется жить в одиночку? Где уж…

– Бросаем на ковер, а результат? – резко спросила Ольга Олеговна из своего угла.

– А разве мы в таких битвах не добивались результатов? Вспомните, какой была наша школа лет семь тому назад. Нас тогда душили – даешь высокий показатель, и баста! Отметки приходилось завышать, полных балбесов боялись на второй год оставить, до отчаяния доходили – думалось, рассадником невежества школа станет. И сходились вот так, и на ковер друг друга швыряли, и сплачивались, и разваливались, снова сплачивались, пока не победили. Теперь не показатели, а какие-никакие, но твердые знания даем. Результат это? Да! Но и этого, оказывается, мало – надели́ ученика, кроме знаний, еще высокими личными качествами! Вот сейчас у нас первая битва прошла, маленькая, так сказать, примерочная и пока безрезультатная. Сколько их будет, этих битв? Не знаю. Скоро ли поймаем за кончик хвоста желаемый результат? Тоже не знаю. Но убежден в одном: рано ли, поздно – чего-то добьемся. Тянем-потянем – и вытянем репку. Сами! Не ожидая, что кто-то нам руку протянет.

– Завидный у вас характер, Иван Игнатьевич, – произнесла Ольга Олеговна, подымаясь с места.

– Тренированный, Ольга Олеговна, тренированный. Вам-то известно, что меня чаще других на ковер бросают. Привычка выработалась духом не падать… Есть предложение: кончить на сегодня нашу вольную борьбу, разойтись по домам. Время-то позднее.

На скамье под освещенными липами металась Натка, каталась лбом по деревянной спинке:

– Он!.. Он!.. Я же его любя, а он!.. Сам-кой! О-о-о!..

Вера Жерих топталась над ней:

– Наточка, он же не только тебя, он всех… И меня тоже… А я, видишь, ничего…

– Перед всеми!.. Зачем?! Зачем?! И все вывернул!.. Не было, не было у меня тогда в мыслях дурного! Он – сам-ка!.. Подлец!

Игорь нервно ворошил свою взлохмаченную шевелюру, ходил, как маятник, от одного конца скамьи до другого, слепо натыкаясь на Сократа, прижимающего к животу гитару, на Юлечку Студёнцеву, вобравшую голову в кисейные плечики.

– Лучше бы убил меня, чем так!.. Лучше! Честней!

– Наточка, он же всех…

Сократ, не спускавший глаз с Натки, задумчиво спросил:

– А меня-то он за что? А?..

Никто ему не ответил, каталась лбом по твердой спинке скамьи Натка.

– Как-кой он! – Юлечка вся передернулась – от белых бантов в косичках до щиколоток.

– Лучше бы убил!

Игорь внезапно остановился, развернулся всем телом, уставил твердый нос на бьющуюся в истерике Натку.

– Он и есть убийца, – заговорил Игорь. – Только бескровный. Такие вот высмотрят в человеке самое дорогое, без чего жить нельзя, и…

– Как-кой он безобразный!

– Нен-на-в-ви-жу! Нен-на-в-ви-жу! – металась Натка.

– Разве не все равно, каким путем убить жизнь – ножом, ядом или подлым словом. Без жалости подлец! И ловко, ловко!..

– Меня-то он за что? Я, фратеры, даже спас его. Яшка Топор подстраивал, я шепнул Генке… – Сократ, как младенца, укачивал гитару.

– У всех нашел самое незащищенное, самое дорогое – и без жалости, без жалости!.. Всех, и даже Натку…

Натка перестала метаться, припав лбом к спинке скамьи, замерла, согнувшись.

Юлечка снова передернулась:

– Как-кой он, однако… Бесстыдный!

– Фратеры, а ведь Яшка Топор снова его стережет, – объявил негромко Сократ.

– Два сапога – пара, – процедил сквозь зубы Игорь.

Натка оторвалась лбом от спинки скамьи, упираясь рукой, с усилием распрямилась – выбившиеся волосы падают на глаза, нос распух, губы вялые, бесформенные.

– Я сегодня такое узнал, фратеры… Не хотел говорить Генке сразу, думал – праздник испорчу. Хо тел шепнуть, когда домой пойдем.

Игорь с досадой передернул плечами:

– Какое нам до них дело!

– Мне – дело! – произнесла Натка.

У нее твердело лицо, губы сжались, под упавшими волосами скрытно тлели глаза.

– Мне – дело! – повторила она громче, с гневным звоном в голосе.

– А-а, ну их! Пусть перегрызутся. – Игорь неприязненно отвернулся в сторону обрыва.

– И тебе есть дело! – Спрятанные за упавшими волосами Наткины глаза враждебно ощупывали Игоря.