Владимир Тендряков - Ночь после выпуска (сборник)

Только один Василий Потехин сейчас убежден: учитель Памятнов повинен в случившемся. Вдуматься – странно: не проницательный педагог, никак не человек семи пядей во лбу, явно недалекий, а почему-то он, не кто другой. Ссылается на свой горький опыт, полученный от Аркадия Кирилловича. Не совсем понятно, в чем этот опыт заключается, толково не сумел рассказать. Да и сам Аркадий Кириллович не был готов тогда его выслушать. Что-то заметили за тобой, не отмахивайся, дознайся, что именно. Любые сведения, даже бредовые, в данный момент важны.

И Аркадий Кириллович решительно направился на улицу Менделеева.

Снова тот же подъезд, та же лестница, и наверху, в квартире на пятом этаже, наверняка еще не смыта с паркета кровь. Но возле подъезда беззаботно играют детишки и сидят на скамеечке бабушки, а лестничные пролеты по-будничному скучны, тянет щами из-за какой-то двери. Сама по себе жизнь оскорбительно забывчива, следы трагедий в ней затягиваются, как в болоте, дольше всего они держатся в душах людей. Кто укажет, где та комната, в которой Иван Грозный убил посохом своего сына, а память об этом до сих пор не стерлась.

Аркадий Кириллович рассчитывал только узнать адрес работы Василия Потехина, но неожиданно тот оказался дома – взял отгул, чтоб справиться с потрясением.

Потехин поставил стул напротив, прочно умостился на нем, прямой, с нацеленным подбородком, с капризно-брюзгливым выражением на лице.

– Если уговаривать пришли, то напрасный труд, – заявил он сварливо.

– В чем вас должен уговаривать? – удивился Аркадий Кириллович.

– А разве вы не затем прибежали, чтоб я дочку из школы не забирал?

– Нет, Василий Петрович, хочу от вас снова услышать то, что вы говорили мне ночью.

– Может, ждете – днем ласковей буду?

– Мне сейчас не ласка нужна, а горькая правда. Так что не стесняйтесь – стерплю.

– Я теперь вот понял, почему раньше попов не любили.

– Похож на попа?

– Вылитый, красивыми побасенками о хорошем поведении людей портите.

– Вот это-то мне и растолкуйте.

Василия Петровича едва приметно повело от слов Аркадия Кирилловича, уж и так сидел прям и горделив, сейчас совсем выгнуло и расперло: ладони в колени, локти в стороны, глаза неживые, глядят сквозь, в вечность – памятник, а не человек, ну держись, оглушит сейчас истиной!

– Слышали: прямая линия короче кривой – геометрия! И все верят в это, понять не хотят – в жизни-то геометрия совсем иная, там кривые пути всегда прямых короче.

– Это вы сами открыли или подсказал кто? – поинтересовался Аркадий Кириллович.

– Подсказал! – отрезал Василий Петрович. – Подсказал и наказал!

– Гордин?

– Он. Святой мученик, виноват перед ним.

– Но вы говорили прежде – очковтиратель. Ошибались?

– Нет, так и есть.

– Ловчило?

– Тоже.

– Приспособленец, если память не изменяет?

– Можно сказать и это.

– И святой?

– Мир на таких стоит!

– Чем же он вас так убедил?

– Правдой!

– Не будьте так скупы, Василий Петрович, поделитесь со мной пощедрее.

Василий Петрович внял и чуточку пообмяк в своей монументальной посадке.

– Умный Потехин учил глупого Гордина, – заговорил он сварливо в сторону. – Нельзя тянуть газовые трубы по окрашенным стенам, пробивать их сквозь паркетные полы, чтоб снова-здорово крась, крой, заделывай, бросай денежки. Давай, мол, товарищ Гордин, действовать по порядочку, пряменько. А труб-то нет и неизвестно, когда будут. Жди их, не считайся с тем, что рабочие бездельничают, что строительство в планы не укладывается, прогрессивку и премиальные не получат. Увидит рабочий класс, что свой рубль теряет, и мотнется в другое место, где и прогрессивочку и премиальные ему поднесут. Текучка начнется! Слыхали такое слово? Страшное оно. Квалифицированные рабочие разбежались, нанимай с улицы пьянь разную, отбросы, которых из других мест выкинули, запарывай строительство, приноси убытки, но уже не грошовые, каких умный Потехин боялся, а миллионные. Зато строго по прямой, геометрии придерживайся. А невежды Гордины, этой геометрии не желающие знать, ловчат, когда нужно очки втирают, приспосабливаются как могут, а миллионы спасают… Спасибо Гординым, без них прямолинейные умники мир бы набок завалили!

– Я, по-вашему, из них, из прямолинейных умников? – спросил Аркадий Кириллович.

– Самых опасных, не мне чета.

– И как же мне исправиться? Учить детей – не ходите прямо, ищите в жизни кривые дорожки?

– Только не по линеечке, только не по геометрии из книжки!