Александр Солженицын - Раковый корпус

…Вера Корнильевна Гангарт… – Впервые упоминается на с. 36. Под этим именем введена в повесть Ирина Емельяновна Мейке (1924–2007), лечащий врач А. С. Однако сходство обеих женщин ограничивается профессиональной сферой. Ни внешность, ни личная жизнь их не совпадают.

В письме Н. И. Зубову из Ташкента (17 января 1954) А. С. сообщает: «…лечащий врач – толковая, но девчонка, ей ещё, наверно, 30 лет нет, кончила Мединститут в 47-м году, в медицину верит свято, медицинскую литературу считает Книгами Веды и поклоняется им, ни в какие корни не верит (об иссык-кульском корне см. примечание к с. 75. – В. Р. ), пока они не “обоснованы”, боится оттяжки по служебной линии и ни на какие отклонения от схемы не идёт. Я пытался с ней поговорить по душам, но безуспешно, общего языка мы не нашли. Я просил, чтобы меня не мучили до “конца” лечения, поскольку такого “конца” быть не может, а приблизясь к моменту “насыщения”, когда разрушение опухоли заметно замедлится, – отпустили бы меня с миром и с остатками моей собственной крови, – но она сказала, что кончат тогда, когда сочтут нужным. Вот и приходится с синэстролом хитрить (см. примечание к с. 53. – В. Р. ), а конца ждать или ихнего (это прилагательное считаю литературным), или когда станет плохо – заявить, что больше не лечусь и всё» [78].

На издании «Одного дня Ивана Денисовича» в «Роман-газете» (1963. № 1/277) А. С. написал И. Е. Мейке: «Врачу моему, помешавшему мне умереть» [79].

Между 13 и 16 марта 1963 г. Ирина Емельяновна ответила А. С.: «Хорошо помню Вас (в сапогах – уж что осталось в памяти! – халат запахнут и подпоясан). <���…> и когда увидела фотографию на журнале, то тут же узнала, только стали ярче проглядывать морщины» [80].

Брат её, Иван Емельянович Чепигин, был арестован в 1936 г. и расстрелян в 1938-м. Мужа, Виктора Александровича Мейке, и его родных дважды ссылали: в 1931 г. как раскулаченных и в 1940-м как финнов-ингерманландцев.

Вместе с мужем Виктором Александровичем Мейке включена в список свидетелей, чьи «рассказы, письма, мемуары и поправки» использованы при создании «Архипелага ГУЛАГа» (Т. 4. С. 14, 17).

Сейчас он читал журнал в синеватой обложке, но не новый, а потрёпанный и выгоревший на солнце… – Цвет обложки выдаёт журнал «Новый мир».

…положил на одеяло шашечную доску углом и играл сам с собой в уголки. – При игре в уголки соперники, стараясь опередить друг друга, перегоняют фишки из своего угла доски в противоположный.

Как сказал, кажется, Горький, только тот достоин свободы, кто за неё идёт на бой. – М. Горькому Павел Николаевич Русанов готов приписать превращённые в советское пропагандистское клише стихи из последнего монолога Фауста в одноимённой трагедии И. В. Гёте:

Для себя А. С. отмечает характерное свойство Русанова: «Все знаменитые цитаты приписывает только Горькому» [82].

…Дёма не назвал, а вывернул и показал голубоватую поблекшую обложку журнала. Донцова сощурилась.

– Ой, старый какой, позапрошлого года. Зачем?

– Здесь – статья интересная, – значительно сказал Дёма.

– О чём же?

– Об искренности! – ещё выразительней ответил он. – О том, что литература без искренности… – В журнале «Новый мир» (1953. № 12) помещены знаковые для своего времени заметки В. М. Померанцева «Об искренности в литературе». «Степень искренности, то есть непосредственность вещи, должна быть первой меркой оценки, – заявляет он. – Искренность – основное слагаемое той суммы даров, которую мы именуем талантом. Искренность отличает автора книги и пьесы от составителя книги и пьесы. Для состроения вещи достаточно ума, ловкости, опыта. Для создания вещи нужен талант, то есть в первую очередь искренность» (С. 219).

На обсуждении 1-й части «Ракового корпуса» секцией прозы Московской писательской организации А. С. заметил: «Статья об искренности. Я сам десятки лет не видел журналов. Приезжаю в раковый корпус, и вижу: ходит по рукам затрёпанная книжка, и вот Юра Маслов, с которого написан Дёмка, пришёл советоваться насчёт этой статьи. Не я это придумал. Когда я писал эту повесть, я просмотрел литературную жизнь 1954 года. Эта статья в том году была мишенью, нападением, вокруг неё были споры, она звучала всплеском, и для литературной истории того времени она характерна» [83]