Владимир Набоков - Просвечивающие предметы (сборник)

Тут нас прерывает оглушительный грохот – невозмутимая официантка, женщина заслуженно бедная, уронила поднос с пирожками и лимонадом и, присев на корточки, с лицом по-прежнему невозмутимым, рассыпалась на тысячу быстрых, мелких, характерных для нее движений.

Арманда сообщила Перси, что Джулия специально приехала к ней из Женевы, чтобы перевести несколько фраз, с помощью которых она хочет «произвести впечатление» на своих русских друзей, к которым завтра летит в Москву. А Перси приехал сюда работать с ее отчимом.

– Слава Богу, бывшим отчимом, – сказала Джулия. – Кстати, Перси, если это теперь твой nom de voyage [88], ты тоже можешь мне помочь. Арманда уже объяснила, что мне надо пленить кое-кого в Москве – людей, которые обещали познакомить меня с одним молодым и знаменитым русским поэтом. Арманда меня снабдила разными чудными словечками, но мы застряли на (доставая из сумки клочок бумаги), – я хочу знать, как сказать: «Какая хорошенькая церквушка» и «Сколько снега». Понимаешь, мы сперва переводим на французский, и она считает, что это будет rafale de neige [89], но не может же быть по-французски rafale, а по-русски «рафалович» {111}, или как там они говорят.

– Это будет congère, – сказал наш Персон, – слово женского рода, так говорила моя мать.

– Значит, по-русски «сугроб», – сказала Арманда, сухо добавив: – Только в августе там не очень-то много снега.

Джулия засмеялась. Джулия выглядела здоровой и счастливой. Джулия была даже красивее, чем два года назад. Станет ли она теперь мне сниться – с этим новым рисунком бровей, с длинными волосами? Как быстро сны поспевают за модами? Приснится ли она мне в следующий раз все еще с прической японской куклы?

– Можно, я вам что-нибудь закажу? – сказала Арманда, обращаясь к Перси, но без пригласительного жеста, какими обычно сопровождаются подобные фразы.

Перси выпил бы, пожалуй, чашку горячего шоколада. Сладко и страшно – снова встретить на людях предмет прежней огненной страсти! Арманде, конечно, нечего опасаться. Совсем другой класс, вне конкуренции. Хью пришла на память известная новелла R. – «Прошедшее, настоящее и будущее».

– Послушай, Арманда, мы ведь, кажется, еще не все перевели?

– Мы и так уже два часа на это потратили, – сказала Арманда довольно сердито, не понимая, наверное, что ей нечего опасаться. Сладость была совсем другого – скорее интеллектуального или художественного свойства, в точности как в новелле у R.: шикарный господин в темно-синем клубном пиджаке ужинает на освещенной веранде с тремя декольтированными красавицами – Алисой, Беатой и Виолой, которые до этого никогда не встречались: А. – бывшая любовь, Б. – теперешняя его любовница, В. – будущая жена.

Он пожалел, что по примеру Арманды и Джулии не заказал себе кофе. Шоколад нельзя было взять в рот. Ему принесли просто чашку горячего молока. Отдельно подавался какой-то элегантный пакетик и немного сахара. Верхний краешек пакетика надо было надорвать, а бежевую пыль из него вытряхнуть в безжалостно пастеризованное молоко. Отпиваешь молока – и добавляй скорее сахар. Но никакой сахар не отобьет этого скверного, пресного, поганого вкуса.

Арманда, наблюдавшая все стадии его изумления и разочарования, улыбнулась и сказала: «Будете знать, во что швейцарцы превратили горячий шоколад. Моя мать, – продолжала она, повернувшись к Джулии (которая, хоть и гордилась своей сдержанностью, тут с красноречивым sans-gêne [90]Прошедшего залезла своей ложечкой в чашку Хью, чтобы снять пробу), – мать моя однажды даже заплакала, когда ей подали эту бурду, – с такой нежностью она вспоминает шоколад своего шоколадного детства.

– Довольно противно, – согласилась Джулия, облизывая бледные пухлые губы, – но все-таки лучше нашего американского пойла.

– Потому что ты самая скверная патриотка на свете, – сказала Арманда.

Очарование Прошедшего состояло в сохранении тайны. Зная Джулию, он был уверен, что та никогда не расскажет про их роман – одну каплю из множества глотков – случайной подруге. В тот остро-бесценный миг они с Джулией ( alias [91]рассказчик с Алисой) заключили соглашение касательно прошлого, негласный пакт против реальности, как она представлена говорливым углом улицы, шелестящими автомобилями, деревьями, прохожими. Место Б. занимал в этом трио Безумный Витт, а место главной незнакомки – и в этом была особая прелесть – Арманда, будущая его возлюбленная, которая так же мало знала о будущем (автору, конечно, известном во всех деталях), как и о прошлом, чей вкус Хью снова распробовал вместе с пыльно-коричневым молоком. Персон, сентиментальный простак и персонаж отнюдь не идеальный (идеальные были бы выше этого, а он – всего лишь добрая душа), пожалел, что сцена не сопровождается музыкой, что румынский скрипач не бередит смычком два переплетенных единой монограммой сердца. В этом кафе не было даже громкопроигрывателя, который мог бы механически воспроизвести вальсик «Очарование» {112}. Некий поддерживающий ритм создавали, однако, голоса прохожих, звон посуды, шелест горного ветра во внушительной купе каштана на углу улицы.