Иван Василенко - Артёмка (сборник)

– Университет, – подсказал толстяк. Артемка взглянул на него и ничего не ответил. Все с веселым любопытством рассматривали Артемку.

– А что ж ты сейчас делаешь? – продолжал спрашивать Коля. – Чем занимаешься?

– Починяю ботинки, калоши заливаю. Могу и новое делать. Мастерую.

– Так что же тебе вздумалось на сцене играть? – удивился Коля.

– А вам чего вздумалось?

Ответ всем понравился. Алеша даже в ладоши хлопнул.

– Молодец! – воскликнул он. – За такой ответ дать ему роль.

А Артемка подумал: «Это, наверно, про него говорил Попов».

– Ты уже играл где-нибудь? – спросил гимназист с усиками.

– А то как же! В цирке.

– Рыжего! – прыснул толстяк.

– Ну чего ты до меня цепляешься? – не выдержал Артемка. – А сам ты что умеешь? – Он состроил глуповатое лицо и передразнил: – «Ба, знакомые все лица!»

Гимназисты громко и дружно засмеялись. Это Артемку ободрило:

– Я в пантомиме играл прошлым летом, видели? А так, чтобы слова говорить, еще не пробовал.

– Ну ладно, – сдерживая улыбку, сказал Коля, – когда будет подходящая роль, мы тебе дадим. Как тебя зовут?

– Артемка, Артемий, значит. А когда будет подходящая роль?

– Не знаю. Когда-нибудь будет… Раздавай, Сеня, роли.

Мальчик, у которого было испуганное лицо, вскочил и схватился за тетради.

Роль ханжи Гурмыжской дали бледной гимназистке Нюре, наушницы Улиты хорошенькой Наде, веселого Аркашки – Алеше Лунину. Благородного трагика Несчастливцева решил играть сам Коля. Петька получил роль купца Восмибратова. Леночка почему-то не пришла, и роль Аксюши послали ей на дом.

Подняли занавес, расставили на сцене стулья, и репетиция началась.

Об Артемке забыли. Он сидел на скамье для публики, чуть в сторонке от гимназистов, и смотрел так, будто на сцене показывали фокусы: с жадным любопытством и недоверием. То, что два дня назад он видел в настоящем театре, его околдовало. Такое, думал он, могли сделать только самые настоящие актеры, о которых рассказывал Пепс.

Вдруг Коля повернулся, нашел Артемку глазами и поманил его пальцем.

«Что такое? – подумал Артемка. У него замерло сердце. – Может, роль даст?»

Он поднялся со скамьи и, стараясь не спешить, хоть его так и толкало вперед, подошел к подмосткам. Коля нагнулся и шепотом попросил:

– Сбегай-ка в лавочку, тут вот, на углу. Купи «Ласточку» – десяток.

Артемка взял гривенник и пошел к калитке. Он нашел лавочку, купил коробочку папирос, на глянцевой крышке которой раскинула свои острые крылышки белоголовая ласточка, и поскорей вернулся назад: ему ничего не хотелось пропускать в репетиции.

Но только он сел на прежнее место, подошел Сеня:

– Ты был в лавочке?

– В лавочке.

– Квас там есть?

– Есть.

Гимназист вынул кошелек:

– Сбегай купи две бутылки.

– Четыре, – поправил другой гимназист и протянул, в свою очередь, Артемке монету.

«Это как же так? – подумал Артемка, выходя опять на улицу. – Лакей я им, что ли?»

Он принес запотевшие бутылки холодного кваса, поставил их на скамью перед сценой и отошел в сторонку. Из флигеля вынесли стаканы. Хлопнула пробка, над горлышком зазмеился белый дымок. Толпясь и толкаясь, гимназисты окружили бутылки. Пили под шутливые тосты и смех. Но, когда взялись за последнюю бутылку, ее выхватил Петька и, гогоча, как гусак, побежал в глубь двора.

– Отнять! – воинственно крикнул Алеша Лунин и понесся за Петькой.

Несмотря на тучность, тот бежал быстро и легко, и Лунину пришлось трижды обежать двор, прежде чем толстяк споткнулся и повалился в траву. Лунин отнял бутылку, брызнул из нее Петьке в лицо и бегом вернулся к товарищам:

– Добытое в бою вдвое вкусней! Все потянулись со стаканами:

– Алеша, капельку! Алеша, глоточек!

– Вот тебе капелька, вот тебе глоточек, – разливал Алеша по стаканам. Петька, не подставляй, все равно не получишь. Ну и жадный ты! Немыслимо!.. Нюра, ваш стакан. Не стесняйтесь.

Когда последний глоток был выпит, кто-то тихо и смущенно сказал:

– А Артемке?

Прошло две недели, а Артемка все еще был чужим среди гимназистов. И не то чтобы они нарочно им пренебрегали – нет, после случая с квасом ему оказывали даже внимание: за руку здоровались, угощали грушами, предлагали закурить. Но интерес он возбуждал только в одном отношении: просто было забавно, что мальчишка-сапожник, может и неграмотный вовсе, тоже хочет на сцене играть. В Артемке видели чудаковатого парня и, задавая вопросы, всегда смотрели на него выжидательно смеющимися глазами: не брякнет ли что-нибудь уморительное?