Джеймс Кервуд - Бродяги Севера (сборник)

– Славный, хороший Казан! – воскликнула она ласково, приблизив к его морде свое лицо почти вплотную. – Мы рады, Казан, что ты пришел, потому что эту ночь ребеночек и я должны провести только вдвоем. Папа уезжает на пост, и в его отсутствие ты будешь нас охранять.

Она завязывала ему нос концом своей длинной шали. Это всегда забавляло ребенка, потому что, несмотря на весь его стоицизм, Казану все-таки хотелось иной раз нюхать и чихать. Это, впрочем, забавляло и его самого. Он любил запах шали Жанны.

– Ты будешь защищать нас, если понадобится? – продолжала она. – Да?

И она быстро встала на ноги.

– Надо запереть дверь, – сказала она. – Я не хочу, чтобы ты сегодня от нас убежал. Ты должен оставаться с нами.

Казан отправился к себе в угол и лег. Как там, на вершине Солнечной скалы, носилось в воздухе что-то странное, что смущало его, так и здесь теперь была в хижине какая-то тайна, которая его волновала. Он нюхал воздух, стараясь понять этот секрет. В чем бы он ни состоял, но ему казалось, что и его госпожа тоже захвачена этой тайной. И она действительно достала все свои пожитки, разбросала их по всей избушке и стала связывать их в узлы. Поздно вечером, перед тем как ложиться спать, Жанна подошла к нему и долго его ласкала.

– Мы уезжаем отсюда, – шептала она, и что-то похожее на слезы слышалось в ее голосе. – Мы едем домой, Казан. Мы отправляемся на родину, где есть церкви, города, музыка и разные красивые вещи. Мы и тебя возьмем с собою, Казан!

Казан не понял ее. Но он был счастлив оттого, что женщина была так близко к нему и разговаривала с ним. В такие минуты он забывал о Серой Волчице. Собака побеждала в нем волка, и женщина с ее ребенком составляли собою весь его мир. Но когда Жанна улеглась спать и все в избушке вдруг затихло, к нему вернулось его прежнее беспокойство. Он вскочил на ноги и стал пытливо ходить по комнате, обнюхивая ее стены, дверь и вещи, которые укладывала Жанна. Он тихонько заскулил. Жанна, которая еще не спала, услышала его и проговорила:

– Успокойся, Казан! Лежи смирно и спи!

Долго после этого Казан стоял в волнении посреди комнаты, прислушивался и дрожал. А издалека, чуть слышно, до него доносился призыв Серой Волчицы. Но в эту ночь он уже не был криком одиночества. Он пронизывал Казана насквозь. Он подбежал к двери, поскулил около нее, но Жанна уже спала глубоким сном и не услышала его. А затем снова водворилась тишина. Он улегся у самой двери.

Проснувшись рано утром, Жанна нашла его там; он все еще был настороже и во что-то вслушивался. Она отворила ему дверь, и он моментально от нее убежал. Его ноги едва касались земли, так быстро он мчался по направлению к Солнечной скале. Еще из долины он смотрел на ее вершину, которая была залита золотыми лучами восхода.

Он добежал до узенькой, вившейся изгибами тропинки и быстро стал всползать по ней, как червяк.

Серая Волчица уже не встречала его, как раньше. Но он чуял ее присутствие, и в воздухе пахло еще чем-то, чего он еще не знал. Он знал только, что это была именно та странная вещь, которая до сих пор так беспокоила его. Это была жизнь. Что-то живое и одушевленное вторглось вдруг в это его жилище, которое он выбрал для себя вместе с Серой Волчицей. Он оскалил острые зубы и с вызывающим ворчанием приподнял губы. Насторожившись, готовый прыгнуть, подняв голову и выпрямив шею, он подошел к отверстию между двумя скалами, куда накануне уединилась Серая Волчица. Она все еще была там. И вместе с нею там было еще и нечто другое. Минуту спустя уже воинственность Казана оставила его. Торчавшая на спине щетина опустилась, уши насторожились вперед, он просунул голову и плечи в отверстие между скалами и ласково заскулил. Серая Волчица ответила ему тем же. А затем Казан отошел назад и стал смотреть на восходящее солнце. Потом он лег, но так, что его тело загородило собою вход в логовище между двух скал.

Серая Волчица стала матерью.

Весь тот день Казан защищал вход в берлогу на Солнечной скале. Что-то говорило ему, что он принадлежал теперь именно ей, а не избушке. Зов, который доносился до него из долины, уже не трогал его. В сумерки Серая Волчица вышла из своего убежища, стала прижиматься к нему, визжать и тихонько покусывать его за лохматый затылок. А он, подчиняясь инстинкту своих предков, в свою очередь лизал ее в морду языком. Затем Серая Волчица широко раскрыла пасть и стала смеяться короткими, отрывистыми дыханиями, точно задыхалась от быстрого бега. Она была счастлива, и, как только из глубины берлоги до них донесся жалобный писк щенков, Казан тотчас же завилял хвостом, а Серая Волчица бросилась к детенышам.