Джеймс Кервуд - Бродяги Севера (сборник)

Он осмотрел каждое из окон, и все они оказались запертыми. Затем он снова нагнулся над Кедсти. Он заметил, что в самый последний момент, расставаясь с жизнью, Кедсти испытал медленную и мучительную агонию. Это можно было прочитать по искаженному страданием лицу. А ведь инспектор был очень сильный человек. Он должен был бороться даже после того, как ему нанесен был удар. И для того, чтобы так сильно запрокинуть голову назад, с целью накинуть ему на шею петлю и затем затянуть ее, должна была бы потребоваться громадная сила со стороны убийцы. И при очевидности такого предположения, сделавшегося для Кента ясным как божий день, дикая радость овладела его душой. Теперь для него являлось уже неопровержимым, что с таким телом и руками, какие были у Маретты Радисон, убить Кедсти она ни в коем случае не могла. Для этого потребовалась бы сила гораздо большая, чем была у нее, чтобы только удержать Кедсти в кресле, и еще в два раза большая, чтобы убить такого человека, каким был инспектор.

Он медленно вышел из комнаты и бесшумно затворил за собою дверь. По пути он заметил, что входная дверь, после того как прошел через нее Кедсти, так и оставалась отворенной.

Он постоял некоторое время против этой двери, едва сдерживая дыхание. Он прислушался, но ни малейшего звука не доносилось до него со стороны слабо освещенной лестницы.

И новое обстоятельство вдруг предстало перед ним во всей своей наготе. Оно поразило его гораздо более, чем вся эта трагедия, больше, чем даже сама смерть Кедсти. Оно наполнило его душу ужасом и заставило задрожать все его члены. Что будет с Мареттой, когда настанет день и это убийство будет обнаружено? Какая ожидает ее судьба? А происшествие в казарме? И если ей не поставится в вину убийство Кедсти, то как она сможет установить свою невиновность в освобождении его, Кента, из тюрьмы, когда имеются налицо три свидетеля, не считая соучастника Муи? Он всплеснул руками и вдруг почувствовал, что зубы его застучали. Весь мир был против него, а завтра будет против нее. Только он один, несмотря на всю уличающую ее обстановку преступления, совершенного в той комнате внизу, только он один будет убежден в непричастности к нему Маретты Радисон. А он, Джим Кент, в глазах закона считается уже убийцей.

Но что же делать? Как выйти из создавшегося положения?

Оставалось только бежать.

Но успеют ли они и согласится ли она бежать?

И он почувствовал вдруг, как в нем забурлили новые силы и как окреп его дух. Только какие-нибудь два часа тому назад он был вне закона. Он был осужденным. Жизнь отняла у него последнюю надежду. И в минуту самого глубокого его отчаяния к нему вдруг явилась Маретта Радисон. Несмотря на бурю, она пришла к нему и вступила в борьбу из-за него. Она не считалась ни с чем. Она не взвешивала шансы. Она действовала так потому, что просто верила в него. И теперь там, наверху, она представляла собой жертву той страшной цены, за которую купила его свободу. Он был убежден в этом, и мысль эта как лезвие кинжала пронзила ему сердце. То, что она освободила его, повлекло за собой целый ряд других событий, в результате – убийство Кедсти.

Он направился к лестнице. Тихонько стал взбираться по ступеням. Прежде чем он взошел наверх, его так и подмывало крикнуть Маретте, назвать ее по имени. Ему хотелось встретить ее с распростертыми объятиями. Но он сдержался, молча дошел до ее двери и заглянул в комнату.

Она лежала на постели, свернувшись в комочек. Лицо и плечи ее были скрыты под волосами. В первую минуту он испугался. Ему показалось, что она уже не дышала. Она лежала так спокойно, что ее можно было принять за покойницу.

Неслышными шагами он прошел через комнату, опустился перед ней на колени, протянул к ней руки и обнял ее.

– Маретта! – окликнул он ее потихоньку.

Он почувствовал затем, как дрожь пробежала по ее телу. Тогда он опустил свое лицо так, чтобы оно лежало на ее волосах, до сих пор еще влажных от дождя. Он притянул ее ближе к себе, крепче сжал ее в своих объятиях, – она слегка вскрикнула, затем застонала, но не расплакалась.

– Маретта!

Это все, что он сказал. Он только и мог это говорить в такой момент, когда его сердце билось на ее груди. А затем он почувствовал ее легкое рукопожатие, увидел ее бледное лицо, ее широко раскрытые, испуганные глаза почти совсем около своих глаз; она вырвалась из его рук и откинулась к стене, все еще съежившись в комочек, точно ребенок в своей колыбели, и смотря на него с таким выражением, которое его даже испугало. Она не плакала. Глаза ее были сухи. Но лицо ее все еще оставалось таким же бледным, каким было тогда, когда она находилась в комнате у Кедсти. Ужас уже больше не искажал его. При виде Кента на нем появилось совсем другое выражение. По его глазам она прочитала, что он не верит в возможность того, что в убийстве Кедсти была замешана именно она. Теперь он верил ей вполне.