Джеймс Кервуд - Бродяги Севера (сборник)

– Это Муи, старый индеец, – ответила она. – Он догадался, что я скрываюсь именно здесь, он же устроил так, что в отсутствие Кедсти ко мне пришел Фингерс и сообщил мне, что именно вы послали его ко мне. Я даже знала, что вы не умрете. Мне сказал об этом Кедсти. И я помогла бы вам по-своему, если бы не вмешался Фингерс. Сейчас Кедсти сидит в гостях у Фингерса, и все случилось в его отсутствие. Вся эта система придумана Фингерсом.

И вдруг она насторожилась. Гребешок так и остался у нее в волосах. Кент тоже услышал донесшийся до них звук. Что-то громко стукнуло в стекло занавешенного окна. А окно это отстояло от земли на целых две сажени.

Слегка вскрикнув, девушка положила на туалетный столик гребешок, подбежала к окну и замахала занавеской. А затем быстро связала волосы в узел и бросилась к Кенту.

– Это Муи, – сказала она. – Кедсти идет!

Она схватила его за руку и повлекла к двум занавескам, висевшим на проволоке на кольцах у изголовья постели. Она раздвинула их. За ними, как показалось Кенту, висело неисчислимое количество женских платьев.

– Спрячьтесь под ними! – прошептала она, полная тревоги. – Нравится вам или нет, но вы должны это сделать. Заройтесь в них и молчите. Если Кедсти найдет вас здесь, то…

Она посмотрела на него, и ему показалось, что в ее глазах на этот раз светился уже настоящий страх.

– Если он застанет вас здесь, – продолжала она, вцепившись в него руками, – то это будет для меня ужасно. Я не могу сказать вам именно теперь, что это такое, но это будет для меня хуже, чем смерть. Обещаете ли вы мне оставаться здесь, что бы ни произошло и что бы вы здесь ни услышали? Могу я надеяться на вас, Кент?

– Только в том случае, – ответил он с дрожью в голосе, – если вы не будете звать меня Кентом.

– Могу я надеяться на вас, Джимс, даже и в том случае, если сейчас произойдет что-нибудь ужасное? Тогда, вернувшись назад, я поцелую вас. Я вам это обещаю.

Она ласково провела руками по его плечам, затем быстро повернулась, вышла через оставшуюся полуоткрытой дверь и захлопнула ее за собой.

С минуту он простоял там, где она оставила его, и глядел на захлопнувшуюся за нею дверь. Ее близость к нему в последние мгновения, ласковое прикосновение ее рук, выражение ее глаз и обещанный поцелуй, – все это делало его совершенно равнодушным и к самой двери и к той стене, упершись в которую он должен был стоять. Он видел только ее лицо, каким оно было в последний момент, ее глаза, дрожавшие губы и страх, который она не сумела от него скрыть. Она побаивалась Кедсти. Он был убежден в этом. И недаром она пообещала поцеловать его. Какая-то почти трагическая серьезность вдруг овладела ею. Она назвала его не Джемсом, а Джимсом, как обыкновенно матери зовут своих маленьких детей, когда хотят их приласкать. И его сердце бурно забилось, когда он подошел к двери и стал прислушиваться. Теперь он знал, он был уверен, что если бы она вдруг стала кричать и даже звать к себе на помощь, то и тогда бы он не вышел из этой комнаты.

Через некоторое время он приотворил дверь, так, чтобы до него могли долетать голоса. Ведь она ему этого не запрещала! Через щелку двери он увидел слабый свет от горевшей внизу, в передней, лампы. Но никаких звуков до него не долетало, и он понял, что Муи забежал вперед и только предупредил их заранее, что Кедсти идет.

В ожидании он огляделся по сторонам. Первое впечатление было таково, что Маретта жила здесь уже давно. Это была настоящая женская комната без малейших признаков того, что ее заняли недавно. Он знал, что раньше здесь помещался сам Кедсти, но в ней уже ничего не осталось после Кедсти. Затем, разглядывая расставленные предметы, он более уже не сомневался, что Маретта Радисон действительно была родом с Дальнего Севера. Теперь он верил этому абсолютно. И очарованный тем откровением, которое сообщили ему ее вещи, он остановился перед ее туалетным столом.

Затем, точно магнит, его взоры притянул к себе целый ряд туфелек и ботинок, стоявших на полу сбоку туалетного стола.

Он уставился на них с удивлением. Никогда еще в жизни своей он не видел такого количества дамской обуви и все для одной и той же пары ног. И это была вовсе не северная обувь. Каждая отдельная пара была на высоких каблуках. Здесь были ботинки на пуговицах, на шнурках, рыжие, черные и белые, высокие и низкие, на таких каблуках, которые того и гляди, сломятся. Он покачал головой, подошел к ним и, подчинившись какому-то чисто автоматическому импульсу, поднял с пола маленькую атласную туфельку.