Джеймс Кервуд - Бродяги Севера (сборник)

Вслед за тем Мики увидел дикобразиху, которая исподтишка вылезала из-под куста невдалеке от дикобраза. Несмотря на уже преклонные годы, бес ударил старого дикобраза в ребро, он почувствовал в себе романтические порывы и тотчас же стал проявлять свои хорошие манеры и изящество. Он начал со смешного любовного танца, переступая с одной ноги на другую, так что стал трястись его живот, и заклохтал еще громче, чем до этого. Чары дикобразихи были способны вскружить голову даже не такому старику, каким был дикобраз. Поэтому она даже и виду не подала, что ей понравился любовный танец старого селадона, и, почувствовав это, он тотчас же изменил свою тактику и, опустившись на все свои четыре ноги, точно сумасшедший вдруг стал ловить себя за остроконечный хвост. Когда же он перестал это делать и огляделся, чтобы увидеть, какой это произвело на нее эффект, то, к своему разочарованию, заметил, что она уже скрылась. Затем он как-то глупо уселся на одном месте и не проронил больше ни звука. Потом, к изумлению Мики, он отправился прямо к тому дереву, на котором спал Нива. Как оказалось, это дерево служило для дикобраза столовой, и он, все время что-то бормоча себе под нос, стал на него взбираться. Шерсть на Мики ощетинилась. Он не знал, что дикобразы, как и вся их порода, – самые добродушные существа в мире и никогда никому не причиняют вреда, если их не трогать первыми. Совершенно не имея об этом понятия, он вдруг бешено залаял, чтобы предупредить Ниву.

Нива медленно пробудился и, открыв глаза и увидев прямо перед собою остроконечную морду, задрожал от страха. С внезапностью, благодаря которой он был на волосок от падения со своего места прямо на землю, он вскочил и стал взбираться выше на дерево. Но на дикобраза это не произвело ни малейшего впечатления. С горя, что на него не обратила внимания дикобразиха, он весь теперь был поглощен предвкушением своего обеда. Он продолжал не спеша вскарабкиваться на дерево, и, чтобы уступить ему дорогу и дать ему возможность без помехи пройти далее, Нива отступил назад на боковую ветку.

К несчастью для Нивы, это была та самая ветка, на которой дикобраз ел в предыдущий раз, и поэтому и он тоже свернул на нее и стал идти по ней же, совершенно не обращая внимания на то, что на ней уже находился и медвежонок. Видя это, Мики стал снизу так пронзительно лаять, что дикобраз стал наконец догадываться, что случилось что-то не совсем обычное. Он поглядел вниз на Мики, который в напрасных усилиях старался вспрыгнуть на ствол дерева; затем равнодушно отвернулся от него и тут только впервые, с видимым интересом, увидел Ниву. Нива же в это время только с трудом держался на ветке, уцепившись за нее сразу всеми четырьмя своими лапами. Сделать что-нибудь на этой ветке, которая под тяжестью двух тел уже опасно свесилась книзу, для него, казалось, было уже невозможно.

В эту самую минуту дикобраз стал злобно ворчать. Неистово залаяв в последний раз, Мики отошел от ствола, сел на задние лапы и стал наблюдать, чем разрешится эта потрясающая драма, разыгрывавшаяся над его головой. С каждой минутой дикобраз продвигался все далее и далее вперед, а Нива шаг за шагом от него отступал, пока наконец не сорвался совсем и не повис на ветке спиною прямо к земле. Тогда дикобраз перестал уже наступать и спокойно принялся за свою еду. Две или три минуты Нива висел вниз головой. Два раза он старался как-нибудь вытянуться, чтобы достать до веток, росших ниже его, но все было напрасно. Наконец его задние ноги соскользнули с ветки, и он несколько времени принужден был висеть только на одних передних. А затем, не удержавшись и на них, он свалился с высоты целых пятнадцати футов прямо на землю. Он так громко шлепнулся около Мики прямо животом, что из него даже вышел воздух. С хрюканьем он поднялся потом, посмотрел с удивлением на дерево и, без дальнейших объяснений с Мики, со всех ног пустился в самую глубину леса – прямо навстречу тем приключениям, которые должны были послужить пробным камнем для них обоих.

Нива остановился только тогда, когда они пробежали уже по крайней мере с четверть мили.

Мики показалось, будто он сразу же после солнечного дня попал во мрак вечера. Часть леса, в которую так стремительно ввел его Нива, показалась ему обширной, таинственной пещерой. Даже Чаллонер остановился бы здесь, приведенный в смущение величием молчания, завороженный загадочным шепотом вершин деревьев – единственным звуком в этом лесу. Солнце стояло еще высоко, но его лучи не проникали сквозь зеленый густой колтун из листьев и хвои, точно потолок сплетшихся в одну массу над головами Мики и Нивы. Вокруг них не было ни кустика, ни молодых порослей; под их ногами не росло ни цветочка, ни малейшей былинки. Только один толстый, мягкий бархатный ковер из рыжих, опавших с сосен иголок, который заглушил под собою всякую растительную жизнь. Как будто бы в этом месте нимфы устроили для себя спальню, защищенную во всякое время года от ветра, дождя и снега; или точно оборотни избрали для себя это место, чтобы из этого заколдованного, мрачного убежища делать на сынов человеческих свои бесплотные набеги.